Группа

– Расскажи, что это за штуковина у тебя на шее? – спросил кто-то из той части группы, участники которой выглядели абсолютно здоровыми, не нуждающимися в какой-либо коррекции людьми. Они смущали Одиссея, но не особо. В конце концов, именно такие люди окружали его когда-то… не так уж давно.

Это Черный Крик. Пазл смерти, – ответил Одиссей. А вслух сказал:

– Осколок, который попал мне в голову. Ношу как талисман.

– Вау! – преувеличенно восхитился спросивший.

– Он много значит для тебя? – задала вопрос еще одна из нормальных, привлекательная темноглазая девушка в платье-майке и леггинсах.

– Он значит, что я не умер, – сказал Одиссей. И добавил мысленно: пока.

– Можешь рассказать, как это случилось?

Одиссей знал, что рано или поздно его об этом спросят, поэтому просто откинулся в кресле поудобнее и выдал заготовленный текст:

– Если помните, летом прошлого года в Италии был теракт. В этом теракте погибла моя семья – жена и тринадцатилетняя дочь. Я получил сложную травму таза, переломы обеих ног и этот вот сувенир в голову. Из-за него провалялся в коме несколько месяцев. Потом восстанавливался, лечился. Потом пытался покончить с собой… три раза. И вот я здесь.

Пару секунд все молчали, выдерживая паузу деликатности. Первым заговорил доктор Голев.

– А зачем? – спросил он. – Для чего ты здесь? Потому что в итоге все-таки решил жить? Или потому, что покончить с собой, будучи прикованным к инвалидному креслу и окруженным бдительными сиделками, оказалось не так-то просто? Может быть, ты хочешь встать на ноги, чтобы довести дело до конца?

– Была у меня такая мысль, скрывать не стану. Но я давно уже от нее отказался.

– Насколько давно? Вчера? На прошлой неделе?

Одиссей сделал вид, что задумался. Вскинул бровь, прикидывая.

– Сегодня во время завтрака.

– Хорошо, – кивнул доктор Алекс. – Завтрак – это было давно. Более-менее… Мне нравится твой шутейский настрой. Но не думай, что тебе позволят прятаться за ним слишком долго. Скажешь что-нибудь еще?

– На сегодня у меня все.

– Вот и отлично. Тогда продолжим после ужина.

Три очень толстых человека (мужик в бейсболке, «жируха» и тот самый Тамбовский Маугли, пацан из бункера), одна женщина средних лет с миной прикипевшего к лицу брюзгливого недовольства, одно неопределенного пола существо с облезлой кожей и мутными глазами и один несуразный чел – из тех, над которыми вечно смеются и издеваются, – с облегчением выдохнули и начали подниматься. Все очень устали и хотели есть. Ну, может быть, кроме облезлого существа. Ему было все равно; оно единственное не принимало участия ни в раздаче обратной связи, ни в чем бы то ни было вообще.

Пятеро отлично выглядящих парней и две красивые стройные девушки тоже засобирались. Ловко вскакивали, потягивали свои тренированные тела, приводили в порядок мир вокруг себя, поднимая скомканные салфетки, бутылочки из-под воды и прочий мусор, оставшийся после группы. Встречаясь с Одиссеем взглядами, они не спешили отводить глаза – смотрели открыто и доброжелательно, приподняв уголки губ в сдержанной полуулыбке, как бы намекающей на возможность чего-то личного, неформального между ними.

«Эти, наверное, давненько здесь находятся, – подумал Одиссей. – Вон, даже улыбаются, как док!»

Доктор Голев глянул себе на запястье.

– Ровно в семь жду вас на веранде Башни. Прошу не опаздывать. Сегодня каждому из вас предстоит очень важная, я бы даже сказал – судьбоносная встреча… Нет-нет, даже не спрашивайте, с кем! Пусть это будет для вас сюрпризом.

Из дневника Мити Клокова

3 мая 2099 г. 10.00. Привет, дневник! Два дня назад мне выдали этот слим и сказали, что я должен тебя вести. Но я начинаю только сегодня. За час до группы. Итак, привет. Здравствуй. Вообще не знаю, принято ли здороваться со своим дневником у тех, кто его ведет. Смешно получилось: дневником утех! Ха-ха. Представляю, какие нас ждут утехи!

Вообще сказали записывать все, что происходит в группе и в голове. Все, что покажется важным. Сказали, это зачем-то нужно. Я вот думаю: что, если мы уснем и не проснемся, а наши дневники будут изучать какие-нибудь дневниковые психологи? Доктор Голев прикатит им стопку наших слимбуков на специальной каталочке, как из морга: нате, занимайтесь! Поковыряйтесь там хорошенько в их мысле-кишках и чувство-селезенках! Не, что-то не то я пишу. Слишком похоронно для первой записи. Депрессивно. В общем, так. Не знаю, к кому попадет этот дневник и кто будет в нем ковыряться, но в любом случае – привет вам, о неведомо чьи глаза, глядящие на эти буквы! Если вы это сейчас читаете, то возможны два варианта: либо я уже умер, либо все еще жив. Надеюсь, что я не умер. Что эти глаза – мои собственные, только год спустя. И что эти глаза – единственное, что осталось от меня в неизмененном виде. Амен.