Внезапно сгусток прозрачности начал меняться, как бы остывать на ветру: его словно затягивало тончайшей зеркальной пленкой. Фадей различил в ней свое отражение. И просвечивающее сквозь него лицо Таис. Она вглядывалась в него, находясь по другую сторону пленки, и как будто пыталась принять решение, определить что-то для себя. И наконец решила.
«Ты это
Зеркальный сгусток, окно в инореальность, ход, портал – чем бы это ни было, оно беззвучно схлопнулось перед лицом Фадея.
В тот же миг пустыня наполнилась свистом, истошным гортанным улюлюканьем, песок поднялся в воздух столбиками торнадо, которые, прирастая друг другом и стремительно увеличиваясь, превратились в непроглядную пылевую бурю, заполонившую все вокруг. С головы Фадея сорвало куфью. Края распахнутого бурнуса беспорядочно трепались на ветру, словно крылья попавшей в ураган птицы. Фадей открыл было рот, чтобы выкрикнуть имя Таис, но захлебнулся жесткой колючей пылью.
Через минуту Фадей обнаружил себя внутри портала – полувисящим, плавно оседающим на дно сферы по мере того, как отсоединялись нейлектрики.
Подскочивший Нырок помог Фадею выбраться из портала, заглянул в его затуманенные, не моргающие глаза. Что-то по ним определив одному ему известным способом, Нырок с облегчением выдохнул:
– Ну слава богу! С возвращением, бедуин!
После этого случая Фадей еще несколько раз заходил в кибертуалити через портал
12. Необитаемый
Часть 2
1. Вторая
Солнце приблизилось к поверхности воды и словно выпустило ложноножку – или окунуло в море короткий ало-оранжевый хоботок. Долю секунды казалось, что форма солнца нарушена и что сейчас оно просто вольется в море, вберется им, подобно огненной капле, стекшей по небосводу. Либо, наоборот, – выпьет море, втянет его в себя.
В эти считаные мгновения на закате, когда море и солнце вели себя как две соприкоснувшиеся жидкости, Альба всегда испытывала необъяснимое волнение. Хотелось немедленно что-то сделать – то ли поставить закат на паузу и взяться за кисти, то ли отложить в сторону пульт и, прихватив этюдник, отправиться туда, где все это действительно происходит: море чешуйчато поблескивает и лоснится, солнце сползает за линию горизонта, и над всем этим великолепием плывут пышные многоярусные облака, словно лайнеры и яхты из взбитых сливок… Альбе еще никогда в жизни не доводилось рисовать с натуры морской закат. Сегодня она могла бы это сделать. Но не сделает. Потому что будет делать нечто совсем другое.
Альба сидела в кресле, развернутом к панорамному окну, и уже не пыталась собраться с мыслями. Мысли как-то враз отступили, покорные внушению доктора Голева, который незадолго до этого попросил Альбу расслабиться и ни о чем не думать. Провести конец вечера в умиротворенном созерцательном безмыслии.
С умиротворением пока было туго. Мысли, хоть и ушли, оставили по себе мрачноватый тревожный флер. Правильно ли она сделала, что согласилась? А если что-то пойдет не так? Может, еще не поздно все это прекратить, встать, крикнуть во весь голос: «Доктор! Я передумала!»