Группа

Новый Алекс с головой ушел в работу, которая теперь состояла исключительно из консультирования пролонгов. Другие пациенты его больше не занимали, да и для них он, с его-то внешностью зеленого пацана, как психотерапевт был не особенно привлекателен.

Зато пролонги! Они видели в Алексе своего, и уже одно это в разы усиливало их доверие. Алекс часто рассказывал жене о том, как проходят его сеансы. «Теперь ты понимаешь, зачем мне все это было нужно?» Натэлла, сидя в кресле напротив него, снисходительно покачивала головой. «Теперь ты понимаешь, почему я не просто заморозил свой текущий возраст, а сбросил десяток лет? Мне нужен был этот опыт! Нужно было проверить на собственной шкуре, что оно такое – этот эффект расщепленности, разделения личности на две части – на личность биографическую и личность биологическую. Мне нужен был этот зазор между ними!»

«Отчего ж не понять, – поводила плечом Натэлла. – Понимаю! Только, мне кажется, ты маловато сбросил. Странно как-то, что ты с твоими амбициями не перевоплотился сразу в десятилетнего. Вот это, я понимаю, был бы грандиозный зазор!»

Со стороны это напоминало милую безобидную пикировку между моложавой тетушкой и племянником, едва вступившим во взрослую жизнь. Иногда беседа заканчивалась тем, что племянник набрасывался на тетушку с нежным урчанием. Иногда – тем, что тетушка удалялась в свою спальню, наградив не в меру пылкого племянника легким щелчком по носу. Но чаще всего эти пререкания заводили обоих в тупик раздраженного, угрюмого недовольства друг другом.

Однажды Алекс рассказал ей о своих новых клиентах (он уже вел частную практику, и пациенты теперь именовались клиентами).

Это была семейная пара геев, Эрик и Рихард. Биографически оба перешагнули рубеж восьмидесяти. Рихард был чуть старше, Эрик – чуть моложе, но в их возрасте это не имело никакого значения. Потому что биологический возраст их был абсолютно одинаков – тридцать пять лет. Процедуру они прошли будучи уже довольно зрелыми людьми.

С Рихардом все было в относительном порядке, а вот Эрик вызывал у Алекса серьезные опасения. Иногда на него накатывали такие приступы «тошноты», что несколько раз он был близок к самоубийству. Все вокруг начинало казаться ему отвратительно выпуклым и кислотно ярким, каким-то бессмысленным клоунским хаосом, кружащимся вокруг него, жонглируя временами года, событиями и людьми.

Это был типичный случай рокантеновского синдрома.

До того как прийти на прием к доктору Голеву, они испробовали много разных терапий, групповых и парных, и вот до чего додумались в результате. Вернее, это Рихард додумался; идея была его.

Он считал, что им нужно завести ребенка. Взять на усыновление мальчика или девочку лет пяти, а лучше – трех, и посвятить ему все свое время. Уход за ребенком и его воспитание должны были отвлечь Эрика от разрушительных мыслей и помочь ему выбраться из кризиса.

«И что ты им посоветовал?» – спросила Натэлла.

«Я, конечно, считаю эту идею бредовой. Но заявить им об этом напрямую я не могу. Их предыдущий терапевт поступил именно так – и тут же потерял двух клиентов. Дело в том, что они уже все решили. То есть Рихард все решил. От меня ему нужно только одобрение и немного места на моей пыльной полочке для складирования личной ответственности».

«Какой хитрый! Сколотите с ним полочку побольше, пусть на нее и складывает. Свою ответственность».

«Этим и занимаемся», – улыбнулся Алекс.

Они уже не выглядели как близкие по возрасту тетушка и племянник, флиртующие в гостиной. Теперь Натэлла вполне могла бы сойти за его мать – красивую, ухоженную, сексуальную, родившую его рано, но не так чтобы слишком. Те, кто видел их вместе, но не был с ними знаком, именно так и думали.

За пятнадцать лет она привыкла к новому облику Алекса, простила ему коварное вероломство (в конце концов, он предал их семью не ради другой женщины, а ради науки), и старалась, глядя на него, видеть перед собой не любимого и родного мужа, который вот-вот станет бывшим, а этакого маньяка-ученого, вколовшего себе штамм опасного вируса, чтобы иметь возможность с ним «поработать».

Что ж. Она была сильной женщиной и смогла принять ситуацию как есть. Вот только прозябать в тени мужниного романа с наукой ей больше не хотелось.

«Рихард говорит, что он все продумал, – продолжал между тем Алекс. – Они возьмут ребенка, будут растить его в любви, холить и лелеять, но с самого начала будут с ним откровенны: о том, что они оба покинут этот мир, как только их сын – или дочь – достигнет совершеннолетия, расскажут ему как можно раньше. Чтобы он успел свыкнуться с этой мыслью и был готов».

«По-моему, этому Рихарду к тебе уже не нужно. Ему нужно ко мне, – сладко потянувшись, высказала Натэлла Наильена свое мнение. И как бы между делом добавила: – А я тут домик приобрела, в Тосканово. Собираюсь там жить. Иди сюда, похвастаюсь тебе… А то что это мы все о работе да о работе?»