Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

Я по-прежнему видела вот это все – облупившийся красный лак, волосатые ноги, бугристые бедра. И по-прежнему чувствовала, как жар стыда покусывает кожу. Но одновременно за хвостом стыда гонялась искра чего-то более светлого и прохладного, и вдруг мелькнула крохотулечная мыслишка, что у меня могли бы начаться иные отношения со своим телом, а потом, может быть, и с другими людьми.

Подушечки пальцев скукожились, пока вода остывала до комнатной температуры. Дрожь пробежала по загривку, я вылезла из воды, завернулась в бело-розовое полосатое банное полотенце и присела на край ванны.

Набрала номер Патрис.

– Я это сделала. Спокойной ночи.

Потом позвонила Рори, чтобы отчитаться о еде.

Потом позвонила Марти, чтобы получить аффирмацию.

– У тебя есть порох в пороховницах, малыш, – проговорил он с акцентом Граучо Маркса.

Я рассмеялась. Мышцы шеи и плеч были теплыми и расслабленными после ванны. Мною владело слегка пьяное, полусонное ощущение.

– Я люблю тебя, – сказала я, обхватив трубку все еще сморщенными от воды пальцами. Эти слова просто вылетели сами собой.

– Конечно, любишь, золотко. Я тоже тебя люблю. Правда, забавно?

Я улыбнулась.

По груди растекалось растущее теплое чувство. Это было забавно, так я назвала подобное состояние, не могла придумать ничего лучше.

В постели мне было видение: под меня были подсунуты руки членов моей группы, как в детской игре «легкий, как перышко, твердый, как доска». Эти руки дружно трудились, вызывая духов, которые помогли бы меня поднять – выше, все выше, еще выше. Я чувствовала, как руки доктора Розена поддерживают голову, Карлоса и Полковника – плечи, Патрис и Рори – бедра, а Марти – ступни. Я действительно любила их. За их присутствие, усилия и сильные руки на моем теле. Они впечатывали себя в мою жизнь.

Это приводило меня в восторг, вызывало желание заскулить и пугало до смерти.

10

Однажды весной во вторник по щекам Марти катились крупные слезы. У него на коленях стояла серебристая жестянка, размером и формой напоминавшая небольшой барабан или коробку из-под рождественского печенья. Он сказал, что его, мол, тошнит от всей этой смерти. Он больше ее не хотел.

Для Марти это был большой прогресс. Внешне он казался дружелюбным и нормальным, но мы знали о его заначке цианида. Доктор Розен почти каждый сеанс упоминал о ней и уговаривал принести в группу.

– Похоже, вы готовы с этим расстаться, – сказал доктор Розен, указывая на жестянку.

– А что там? – поинтересовался Полковник.

Марти прижал жестянку к сердцу.

– Останки ребенка.

Я уперлась ногами в ковер и отъехала вместе с креслом назад. Младенцам полагается быть толстощекими и громогласными – воркующими, верещащими, плачущими. Им не положено храниться запечатанными в жестяных банках.

Марти объяснил, что этот младенец, умерший в возрасте меньше месяца, был сыном одного из первых пациентов в его психиатрической практике. Пациент попросил Марти подержать у себя останки много лет назад, когда прорабатывал скорбь, но потом вдруг взял и умер. И теперь Марти спрашивал доктора Розена, что ему делать с этим memento mori.

Доктор Розен обожал бередить в каждом из нас чувства, связанные со смертью. Если изобразить темы групповых бесед в виде диаграммы-пирога, двумя ее самыми большими кусками были секс и смерть. А если у кого-то была травма, связанная с переживанием смерти, доктор Розен допытывался о ней как минимум раз в два месяца. Рори приходилось рассказывать о Холокосте почти каждый раз, когда она пускалась в какую-нибудь историю, даже если децимация европейских евреев в 1940-х годах вроде бы не имела ничего общего с просроченным пополнением банковской карты. Когда Патрис мучилась с каким-то сложным вопросом на работе, доктор Розен переводил разговор прямо на самоубийство ее брата. Естественно, меня он регулярно подбивал обсуждать тот несчастный случай на Гавайях. Обычно я уклонялась и напоминала, что надо сосредотачиваться на моей сексуальной жизни, а не на том, как мне не повезло стать свидетельницей чужой смерти во время поездки на пляж в 13 лет.

Марти передал жестянку доктору Розену, который осмотрел ее и сказал что-то на иврите. Доктор Розен говорил Марти, что если он будет готов расстаться со своей зацикленностью на смерти, то сможет принять свою жизнь полнее и сблизиться с давней партнершей Джанин.

Мрачное молчание накрыло группу. Волна чувств вздулась было у меня в груди – обрывки гавайских воспоминаний, – но я пригасила ее, будучи уверенной, что это просто печаль, которую я подделываю, чтобы соответствовать общему настроению группы.