Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

Мужчина лежал в воде ничком. Накатила волна и подтащила его к нам на мелководье, где воды было по щиколотку. Мы перевернули Дэвида, и его глаза уставились, не моргая, в небо. Мое дыхание стало поверхностным, прерывистым. Изо рта и носа Дэвида хлынула вода. Сколько же из него вылилось! Словно он выпил половину океана.

Мы с Дженни ухватили его за руки. Вытащили на берег. Никто не умел проводить реанимацию, но мы старательно давили ему на грудь, так, как нам представлялось правильным. Кричали, как безумные, звали Себастьяна. С каждым толчком изо рта и носа Дэвида выливались новые потоки воды. Глаза продолжали незряче смотреть в небо, в ничто.

У меня неудержимо застучали зубы, руки свело судорогой. Когда я не толкала Дэвида в грудь, приходилось бегать на месте, потому что, если бы я осталась стоять неподвижно, реальность его распахнутых глаз и зияющего рта смогла бы догнать меня и проникнуть внутрь. Сознание ткало обман за обманом: с ним все будет хорошо. Люди в отпуске не умирают. Мы еще будем смеяться на пути домой над этим вредным гавайским прибоем. В ушах так и стоял его свист.

Вот бы только удалось выжать из него достаточное количество воды – он бы тогда сел и закашлялся.

– О, Господи! – наконец, подбежал Себастьян, тяжело дыша. С него ручьем лилась вода. Он уперся в отцовскую грудь обеими раскрытыми ладонями.

– Я побегу за помощью, – сказала я и сорвалась с места, босая, все еще дрожащая. Ноги отчаянно жаждали движения. В неподвижности неотвратимо маячила правда, поэтому я работала ногами и всем телом стремилась обратно, вверх по горе.

Призрак Дэвида, насвистывавшего на тропинке всего тридцать минут назад, неотступно сопровождал каждый шаг.

На середине подъема я запнулась о корень и плашмя грохнулась на землю. На колене появилась длинная красная ссадина. Мне должно было быть больно, но я ничего не чувствовала. Все во мне состояло из сердцебиения и паники. Я мысленно вылетела из тела и была на горе, умоляя кого-нибудь помочь.

– Нет! Нет! Папочка, нет!

Причитания Себастьяна и Дженни снова донеслись до меня с пляжа. Я кое-как поднялась на ноги. Я должна была бежать дальше, чтобы заглушить нестерпимые звуки их скорби. Каждый раз, останавливаясь, чтобы перевести дух, я слышала их крики. Эта картина – они вдвоем на пляже, наедине с безвольным телом отца – гнала меня вверх по горе.

Добравшись до вершины, я свалилась прямо под ноги четверым пожилым гольфистам. И так и лежала, уткнувшись взглядом в их белые шипованные ботинки и отвороты клетчатых брюк. Один наклонился и сунулся мне прямо в лицо.

– С вами все в порядке, маленькая леди?

– Там человек утонул… но он не мертв! – с горячностью заявила я. Для меня в тот момент существовала разница между утоплением и смертью – Его дети там, внизу, остались одни с ним.

Вся четверка поспешила прочь, оставив меня у валуна.

– Он не мертв!

Вопль, шепот, донесение прямиком из моего дрожащего сердца.

Неподвижность страшила. Я поднялась на ноги и побежала дальше, вверх по мощеной дороге, чтобы позвать на помощь еще кого-нибудь. Мелкая галька колола ступни, но кожу не протыкала. Я прибавила ходу. Заметила в стороне от дороги брошенный домик. Никто не отозвался на стук, и я влетела в незапертую дверь с воплем:

– Телефон! Мне нужен телефон!

В полутемной комнате обнаружились только деревянный стол, пара стульев и массивный книжный шкаф. Ни людей, ни света, ни телефона.

Вернувшись на дорогу, я уже не видела пляжа, не слышала ни Дженни, ни Себастьяна. Я стояла в купальнике, дрожа и дергаясь, ожидая, что случится дальше. Бежать некуда. Низкий гортанный стон вырвался из моей глотки, бессмысленное слово, что-то среднее между «нет, нет, нет» и «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Я придерживала голову руками с обеих сторон: казалось, если бы я их разжала, она раскололась бы надвое.

У смотровой площадки остановилась машина с семейством из Канзаса – мать, отец и сын-подросток. Я замахала руками:

– Помогите! Пожалуйста!

Радостная новость: отец семейства оказался кардиологом. Они с сыном стали спускаться по тропе, а мать предложила мне банку рутбира и пригласила посидеть с ней в машине. Я мелкими глотками тянула приторный напиток, все еще дрожа. Тело впитывало ужасную правду.

Дорожный патрульный медленно проехал мимо в черном грузовике, и женщина выбежала на дорогу, чтобы остановить его. Мужчина высунул голову из окошка, и она что-то прошептала. Он мельком глянул на меня, пообещал прислать помощь.

Пухлые серые тучи накатили, словно из ниоткуда. Дождь заляпал машину мокрыми пятнами. Потом ливень сменился градом. Я вздрагивала каждый раз, когда ледяная дробинка влетала в стекло. И по-прежнему тряслась. У меня так сильно стучали зубы, что, казалось, они вот-вот выпадут. Удавалось на пару секунд успокоить дрожь в теле, задержав дыхание, но как только хватала ртом воздух, все начиналось заново.