Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

Наверху зарокотали отрывистый ритм лопасти вертолета, гигантской металлической птицы, скользившей в сторону пляжа. Женщина нахмурилась и взяла меня за руку. Она понимала, что это значит. У начала тропинки появились гольфисты. Я вылетела из машины, все еще надеясь на хорошие новости с пляжа, несмотря на то что двое шедших впереди покачали головами. Нет, он не выжил. Нет, он мертв. Нет, надежды больше нет.

– Дети идут за нами.

Надежда окончательно ушла из тела.

Я слышала гул вертолетного винта, хотя видно не было ничего, кроме серого простора неба. Потом он поднялся над горой; от его брюха тянулся вниз длинный канат. На конце каната висел черный мешок для трупов. Вся конструкция раскачивалась, как хвост с привязанным грузом. Вертолет плыл по небу, пока не превратился в крохотную крапинку на горизонте.

12

Выложив все подробности единым духом, я ощутила облегчение. Я была уверена, что, потратив столько времени и рассказав свидетелям о пережитом, обеспечила себе исцеление, какое так было необходимо! Теперь группа знала о кассете The Cure, о контактных линзах Дэвида, о рутбире, дожде, вертолете.

Через неделю, шагая от лифта к комнате групповой терапии, я воображала, что доктор Розен похвалит хорошую работу, которую я проделала над Гавайями на прошлом сеансе. Это было мое желание: я хотела условную золотую звездочку за то, что, наконец, позволила группе засвидетельствовать ужасные картины того травмирующего момента, которые я носила в себе. Но дойдя до приемной, ощутила иное чувство, вроде бы никак не связанное с этими мыслями: тревогу из-за грядущего отпуска доктора Розена. В следующие две недели его не будет.

Без еженедельных сеансов, которые держали, подобно якорю, меня затянет под волну одиночества.

Две недели без группы казались двумя неделями без кислорода. А под слоем тревоги я заодно ощутила гнев. Как может он бросить нас на целых две недели?

– Сядьте на пол и возьмите Карлоса за ногу, – посоветовал доктор Розен через пятнадцать минут после начала сеанса, когда я поделилась своими чувствами в связи с его грядущим отсутствием. Предполагалось, что хватание Карлоса за ногу успокоит и «заземлит» меня. Оно не сделало ни того, ни другого.

Энергия группы была беспорядочной и расфокусированной с первой минуты. Мы метались от пациентки Карлоса к свадебным планам Марти, а от них к сексуальной жизни Рори. Множество посторонних диалогов вспыхивало каждый раз, когда мы переключались с темы на тему, отвлекая от основной дискуссии. Доктор Розен утверждал, что дело в коллективной тревожности из-за того, что две следующие недели пройдут без встреч.

Я обвила правой рукой голень Карлоса, а левой теребила ковер, пока Марти рассказывал о своей жизни после прощания с цианидной заначкой, и вдруг меня охватило дикое желание завопить во всю мочь легких – оно постепенно ползло вверх из живота через грудину и добралось до границы гортани. Оно было слишком сильным, чтобы сдерживать его – то же самое, что сдерживать чихание или оргазм. Крик вылетел из меня, и все движение в комнате замерло. Ааааааааа! Он вырвался из самой глубины и сотряс стены.

– Это что, на хрен, сейчас было? – поинтересовался Карлос, глядя на меня сверху вниз.

– Не знаю я, – пробормотала я, стыдясь первобытного завывания, для которого вроде бы не было ни причины, ни триггера, ни объяснения.

Доктор Розен, ничуть не смутившись, возразил:

– Конечно, знаете.

Я вновь услышала рокот вертолета и почувствовала, как мышцы тела в панике сжались. Мое сознание мгновенно рвануло туда, на Гавайи, пронесшись прямо над волнами и черным песком.

– Как думаете, куда я еду в отпуск?

– Понятия не имею.

– У вас в голове есть картинка…

– «Отпуск» – это слово, а не картинка!

– Я собираюсь кататься на лыжах?

– Сейчас июль.

– Так куда я еду?

Я выпалила:

– В Мексику! В гребаный Плая дель Кармен!

– А что есть в Мексике?

– Песо!

Доктор Розен и глазом не моргнул. Правильный ответ вспыхнул у меня в голове.

– Пляжи…

Он с удовлетворенным «ах-х-х» хлопнул в ладоши.

– У вас есть какие-то чувства в связи с тем, что я еду на пляж?

Кусочки гавайской истории в первый год моей групповой терапии просачивались струйками, и на предыдущем сеансе произошел прорыв. Каждый раз, когда всплывала тема Гавайев, доктор Розен подбивал меня выражать чувства в связи с ней, а я сопротивлялась. Я защищалась от эмоций, утверждая, что все это было не настолько важно. Он не был моим отцом. Это было так давно. Мне казалось излишне драматичным и несколько фальшивым распинаться о чувствах по поводу гавайской истории. У меня было столько оправданий, чтобы уклоняться от этой темы! К тому же я не хотела никому говорить, как я была тогда одинока – мокрая, в купальнике, бегом взбираясь по горе, чтобы привести помощь, с окровавленной ногой. Пустые глаза Дэвида и морская вода, выливающаяся из его рта. Ни одно из известных слов не выражало ужаса, который я ощущала, и не могло вместить всей скорби.