Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

– Себастьян повез нас обратно в кондо. До него было больше часа езды. Потом пропустил нужный поворот, и мы проехали несколько километров не в ту сторону – все ехали и ехали дальше по двухполосному шоссе. Никто не произнес ни слова. Я сидела одна на заднем сиденье и смотрела в окно на дурацкий океан и роскошный гавайский закат, весь в фиолетовых, розовых и оранжевых тонах. The Cure играли снова и снова. Когда заканчивалась одна сторона, раздавалось несколько щелчков, и начинала проигрываться другая. Пока мы добирались до кондо, альбом повторился несколько раз.

– Полицейские позволили вам троим уехать без сопровождения? – спросил доктор Розен.

– Себастьяну было почти восемнадцать.

– Его отец только что погиб, – проговорила Рори надломленным голосом. – Вы были детьми.

– Полиции следовало о вас позаботиться, – Патрис потянулась за моей рукой. Я ухватилась за ее ладонь, и она сжала ее, как в то первое утро после заключительной молитвы.

– Что было, когда вы вернулись в кондо? – спросил доктор Розен.

– Мы должны были рассказать Сэнди. Мы постучались в дверь, потому что потеряли ключи. Глянув в глазок, она сосчитала нас и сразу все поняла. Одного из нас не хватало. Она начала кричать: «Нет! Нет! Нет!»

– Иисусе, Кристи… – прошептал Карлос.

– Я протиснулась мимо них в дверь и скрылась в ванной – не включая воду, – чтобы не путаться под ногами. За душевой занавеской отколупывала засохшие грязь и кровь, запекшиеся коркой на ногах, пытаясь как-то совладать с их скорбью. Они так и стояли в дверях, обнимая друг друга и рыдая, пока последние лучи солнца не скрылись в темноте.

– Как он звучал, их плач? – спросил доктор Розен.

Я открыла рот, чтобы изобразить его. Из меня не вылетело ни звука. Когда я попыталась снова, голос замер внутри, словно отверстие для скорби перекрывала печать внутри горла.

– Вы сделали это минуту назад. Вы слышите его в голове, – напомнил доктор Розен.

Я слышала их, всех троих, когда они обнялись и выли, но из меня по-прежнему не выходило ни звука. Эти ужас и скорбь были частью меня, неким органом, который покрывал все, как кожа или волосы. Как пятно. Я не знала, как его выпустить. Все, что у меня получалось, – какой-то утробный лай. Я покачала головой.

– Не могу.

Я давным-давно смирилась с тем, что буду носить в себе Гавайи – эти вопли и перепуганное сжатие каждой мышцы при любой мысли об океане – до конца жизни. Такова была цена за то, что я выжила. Исцелиться от этого – каково это? Я не способна вообразить ту себя, которую не преследует образ океана, выливающегося из Дэвида.

Доктор Розен предложил эксперимент:

– Повторяйте за мной: «Я не убивала Дэвида».

Я замотала головой.

– Иисусе, доктор Розен, я и не думаю, что убила его! Мы с вами не в образовательной программе для школьников!

– Вы ощущаете ответственность.

– Это смешно! Мне было всего тринадцать…

– Знак.

– Ты всегда упоминаешь о нем, дорогая, – добавила Рори.

– Знак?.. – повторила я. Мой взгляд забегал по комнате.

– Знак «посторонним вход воспрещен», – пояснила Рори.

Я осела в кресле, словно получив удар. Неужели я действительно думала, что это моя вина?

– Так вот что я ношу в себе все эти годы?!

– Это одна из многих историй, которые вы носите.

Нам вообще не полагалось быть на этом пляже.

Тот шепот, который эхом звучал во мне с 1987 года, взревел в ушах. Ты могла это остановить. Должна была.

Пусть мне было тринадцать, но я умела читать. Я понимала, что мы нарушаем закон. Я понимала, что означает «посторонним вход воспрещен».

– Готовы повторять за мной? – спросил доктор Розен. Я кивнула. – Смотрите на Рори и говорите: «Я не убивала Дэвида».

– Я не убивала Дэвида.

– Я не виновата в том, что он умер.

– Я не виновата в том, что он умер.

– Я не обязана себя винить.

– Я не обязана себя винить.

– Это не моя вина.

– Это не моя вина.

– Теперь дышите, – велел доктор Розен.

Легкие под ребрами расширились. Когда я выдохнула, дыхание выходило из меня рывками, его рваные края цеплялись за крюки сопротивления, которое я выстраивала больше семнадцати лет.

– Значит, эта травма делала меня одинокой все эти годы?

– Ваши чувства в связи с ней, которые вы похоронили, гнали вас прочь от людей.

– Почему?

Он подался ко мне и заговорил медленно:

– Если вы вступаете в близкие отношения, ваши сильные чувства выходят наружу – так же как этим утром. Вы привязываетесь к человеку, – он указал на себя. – Он может поехать на пляж. Он может не вернуться. Любовь будет приводить вас на этот пляж по тысяче раз в день до конца жизни.

– Я никогда этого не забуду.

Доктор Розен покачал головой.

– Кристи, вы никогда этого не забудете.