Читаем Группа крови. Мне приснилось, миром правит любовь полностью

Мне знакомы эти песни.

Ты так любишь кинотеатры,

Мы вряд ли сможем быть вместе.

Ты хочешь, чтобы я

Остался навсегда с тобой.

Ты хочешь, чтоб ты пела, а я тебя слушал.

Оставь меня в покое, оставь меня в покое,

Оставь меня в покое,

Не тронь мою душу.

Ты так любишь эти фильмы,

Мне знакомы эти песни.

Ты так любишь кинотеатры,

Мы вряд ли сможем быть вместе.

<p>Твой номер</p>

Опять бьет дрожь.

На небе — диск полной Луны.

Опять идет дождь,

Опять я вижу странные сны.

Телефон и твой номер

Тянут меня как магнит.

И опять этот вечер, и ветер,

И эта Луна.

Мне кажется, я вижу тебя,

Но это отрывок из сна.

Телефон и твой номер

Тянут меня как магнит.

Треск мотоциклов,

Драка с цепями в руках,

Тени в парадных —

Все это я видел в снах.

Телефон и твой номер

Тянут меня как магнит.

Виктор Цой в Желтых Водах. 27–28 июля 1987 года. Фото — Юрий Холмогорский

<p>Танец</p>

Танец на улице.

Танец на улице в дождь.

Зонты, раскрываясь, звучат,

словно выстрелы ружей.

Кто-то бежал, а кто-то остался здесь.

И тот, кто остался, шагает прямо по лужам.

Капли дождя лежат на лицах как слезы,

Текут по щекам словно слезы.

Капли дождя лежат на лицах как слезы —

Ты знаешь теперь этот танец.

Битые стекла, рваные брюки, скандал…

К черту зонт, теперь уже все равно.

Танец и дождь никогда не отпустят тебя.

В их мокром объятии не видно родное окно.

Капли дождя лежат на лицах как слезы,

Текут по щекам словно слезы.

Капли дождя лежат на лицах как слезы —

Ты знаешь теперь этот танец.

Мокрые волосы взмахом ладони — назад.

Закрыв свою дверь, ты должен выбросить ключ.

И так — каждый день, так будет каждый день,

Пока не увидишь однажды небо без туч.

Капли дождя лежат на лицах как слезы,

Текут по щекам словно слезы.

Капли дождя лежат на лицах как слезы —

Ты знаешь теперь этот танец.

Цой в гримерке КЗ Симферопольского музыкального училища им. П. И. Чайковского. Ул. Набережная, д. 31, 20 марта 1987 года. Фото — Алексей Чугуй

<p>Ночь</p>

За окнами солнце, за окнами свет — это день.

Ну а я всегда любил ночь.

И это мое дело — любить ночь.

И это мое право — уйти в тень.

Я люблю ночь за то, что в ней меньше машин.

Я люблю дым и пепел своих папирос.

Я люблю кухни за то, что они хранят тайны.

Я люблю свой дом, но вряд ли это всерьез.

И эта ночь — и ее электрический свет бьет мне в глаза.

И эта ночь — и ее электрический дождь бьет мне в окно.

И эта ночь — и ее электрический голос манит меня к себе,

И я не знаю, как мне прожить следующий день.

Я один, один, но это не значит, что я одинок.

Мой магнитофон хрипит о радостях дня.

Я помню, что завтра меня ждут несколько встреч,

И кофе в известном кафе согреет меня.

И эта ночь — и ее электрический свет бьет мне в глаза.

И эта ночь — и ее электрический дождь бьет мне в окно.

И эта ночь — и ее электрический голос манит меня к себе,

И я не знаю, как мне прожить следующий день.

<p>Жизнь в стеклах</p>

Темные улицы тянут меня к себе.

Я люблю этот город как женщину икс.

На улицах люди, и каждый идет один.

Я закрываю дверь, я иду вниз.

Я знаю, что здесь пройдет моя жизнь,

Жизнь в стеклах витрин.

Я растворяюсь в стеклах витрин.

Жизнь в стеклах витрин.

И вот я иду, и рядом со мной идут.

Я смотрю на них — мне кажется, это дом мод.

Похоже, что прошлой ночью был звездопад,

Но звезды, как камни, упали в наш огород.

Я знаю, что здесь пройдет моя жизнь,

Жизнь в стеклах витрин.

Я растворяюсь в стеклах витрин.

Жизнь в стеклах витрин.

Ветер задувает полы моего плаща.

Еще один дом — и ты увидишь меня.

Искры моей сигареты летят в темноту.

Ты сегодня будешь королевой дня.

Я знаю, что здесь пройдет моя жизнь,

Жизнь в стеклах витрин.

Я растворяюсь в стеклах витрин.

Жизнь в стеклах витрин.

<p>Мама — анархия</p>

Солдат шел по улице домой

И увидел этих ребят.

«Кто ваша мама, ребята?» —

Спросил у ребят солдат.

Мама — анархия,

Папа — стакан портвейна.

Все они в кожаных куртках,

Все небольшого роста.

Хотел солдат пройти мимо,

Но это было не просто.

Мама — анархия,

Папа — стакан портвейна.

Довольно веселую шутку

Сыграли с солдатом ребята:

Раскрасили красным и синим,

Заставляли ругаться матом.

Мама — анархия,

Папа — стакан портвейна.

<p>Звезды останутся здесь</p>

Не люблю темные стекла:

Сквозь них — темное небо.

Дайте мне войти, откройте двери.

Мне снится Черное море,

Теплое Черное море.

За окнами дождь, но я в него не верю.

И я попал в сеть,

И мне из нее не уйти.

Твой взгляд бьет меня словно ток.

Звезды, упав все, останутся здесь,

Навсегда останутся здесь.

В каждом из нас спит волк,

В каждом из нас спит зверь —

Я слышу его рычанье, когда танцую.

В каждом из нас что-то есть,

Но я не могу взять в толк,

Почему мы стоим, а места вокруг нас пустуют.

И я попал в сеть,

И мне из нее не уйти.

Твой взгляд бьет меня словно ток.

Звезды, упав все, останутся здесь,

Навсегда останутся здесь.

<p>Игра</p>

Уже поздно, все спят, и тебе пора спать.

Завтра в восемь утра начнется игра,

Завтра солнце встанет в восемь утра.

Крепкий утренний чай, крепкий утренний лед.

Два из правил игры, а нарушишь — пропал.

Завтра утром ты будешь жалеть, что не спал.

Но сейчас деревья стучат ветвями в стекла,

Ты можешь лечь, и уснуть, и убить эту ночь.

Деревья как звери царапают темные стекла.

Перейти на страницу:

Все книги серии Поэзия легенд

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Моя жизнь. Том I
Моя жизнь. Том I

«Моя жизнь» Рихарда Вагнера является и ценным документом эпохи, и свидетельством очевидца. Внимание к мелким деталям, описание бытовых подробностей, характеристики многочисленных современников, от соседа-кузнеца или пекаря с параллельной улицы до королевских особ и величайших деятелей искусств своего времени, – это дает возможность увидеть жизнь Европы XIX века во всем ее многообразии. Но, конечно же, на передний план выступает сама фигура гениального композитора, творчество которого поистине раскололо мир надвое: на безоговорочных сторонников Вагнера и столь же безоговорочных его противников. Личность подобного гигантского масштаба неизбежно должна вызывать и у современников, и у потомков самый жгучий интерес.Новое издание мемуаров Вагнера – настоящее событие в культурной жизни России. Перевод 1911–1912 годов подвергнут новой редактуре и сверен с немецким оригиналом с максимальным исправлением всех недочетов и ошибок, а также снабжен подробным справочным аппаратом. Все это делает настоящий двухтомник интересным не только для любителей музыки, но даже для историков.

Рихард Вагнер

Музыка
Песни в пустоту
Песни в пустоту

Александр Горбачев (самый влиятельный музыкальный журналист страны, экс-главный редактор журнала "Афиша") и Илья Зинин (московский промоутер, журналист и музыкант) в своей книге показывают, что лихие 90-е вовсе не были для русского рока потерянным временем. Лютые петербургские хардкор-авангардисты "Химера", чистосердечный бард Веня Дркин, оголтелые московские панк-интеллектуалы "Соломенные еноты" и другие: эта книга рассказывает о группах и музыкантах, которым не довелось выступать на стадионах и на радио, но без которых невозможно по-настоящему понять историю русской культуры последней четверти века. Рассказано о них устами людей, которым пришлось испытать те годы на собственной шкуре: от самих музыкантов до очевидцев, сторонников и поклонников вроде Артемия Троицкого, Егора Летова, Ильи Черта или Леонида Федорова. "Песни в пустоту" – это важная компенсация зияющей лакуны в летописи здешней рок-музыки, это собрание человеческих историй, удивительных, захватывающих, почти неправдоподобных, зачастую трагических, но тем не менее невероятно вдохновляющих.

Александр Витальевич Горбачев , Александр Горбачев , Илья Вячеславович Зинин , Илья Зинин

Публицистика / Музыка / Прочее / Документальное