Групповой портрет с дамой

Авт., поглощенный решением этой четырехступенчатой задачи, встревоженный и, можно даже сказать, в расстройстве чувств, после благоухающей римской весны попал прямиком в хмурую отечественную зиму: в Нифельхайме снег, обледенелое шоссе, мрачный таксист, проклинающий все и вся и то и дело грозящийся кого-то там удушить, пристрелить, прикончить или хотя бы исколошматить, и в довершение всего – жестокое разочарование: весьма нелюбезный прием, оказанный ему в Герзелене угрюмой и неразговорчивой пожилой монахиней, грубо спровадившей его от монастырских ворот со словами, смысл которых авт. даже не сразу уловил: «Газетчиками мы уже сыты по горло!» Чтобы как-то утешиться, авт. прогулялся вдоль монастырских стен (общая длина по периметру примерно пятьсот метров), полюбовался видом на Рейн, запертой на замок деревенской церковкой (здесь в свое время прислуживали мальчишки, вопившие от восторга, лаская кожу Маргарет). Здесь некогда жила Лени, здесь Гаруспика была похоронена, выкопана, опять зарыта, еще раз выкопана и, наконец, сожжена. И ни одной, решительно ни одной лазейки в монастырских стенах! Так что авт. волей-неволей пришлось отправиться в деревенский трактир, где, однако, вовсе не царили тишь да покой, как на родине Альфреда Бульхорста. Наоборот, здесь было людно и шумно, и авт. моментально попал в перекрестье подозрительных взглядов со стороны лиц, явно не относящихся к местным жителям и отмеченных несомненными чертами принадлежности к газетной братии: когда авт. спросил хозяина, стоявшего за стойкой, нет ли у того свободной комнаты, насмешливый хор тут же подхватил: «Предоставьте ему номер в Герзелене, причем немедленно и вопреки», а отдельные, особо язвительные, голоса добавили: «А не угодно ли вашей милости получить номер с видом на монастырский сад?» И когда авт. по наивности кивнул в ответ на этот вопрос, одетые по последней моде дамы и господа, заполнившие зал, буквально взвыли от восторга, когда же авт. вновь попался на их удочку и ответил утвердительно на издевательский вопрос, не хочет ли он лично заглянуть в заснеженный монастырский сад, его уже окончательно и бесповоротно зачислили в разряд безнадежных тупиц; но потом, смилостивившись, все принялись просвещать авт. (хозяин трактира в это время едва поспевал разливать вино и цедить из бочки пиво): неужели он ничего не слышал про то, о чем кричат на всех углах? Что в здешнем монастырском саду открыли горячий источник, благодаря которому зимой расцвел розовый куст; что монахини, пользуясь правом распоряжаться монастырской территорией по своему усмотрению, собственноручно огородили щитами соответствующий участок сада; что вход на колокольню закрыт, но что осаждающие уже послали в соседний университетский город (тот самый, где Б. X. Т. беседовал tête-à-tête с Гаруспикой! – Авт.) на фирму по сносу зданий за специальной лестницей, выдвигающейся на высоту двадцать пять метров, чтобы «заглянуть наконец в чертову кухню этих монашек». Все обступили авт., который даже не мог взять в толк, каким простаком он выглядел в глазах всех этих корреспондентов ЮПИ, ДПА и АФП; среди них оказался даже один представитель АПН, который вместе с чешским журналистом из ЧТК был полон решимости «сорвать маску с клерикальных фашистов и разоблачить очередную предвыборную махинацию ХДС». Протягивая авт. кружку пива, в общем весьма доброжелательный журналист из АПН сказал: «Знаете, в Италии мадонны во время выборов вдруг начинают плакать настоящими слезами; а теперь вот и в ФРГ в монастырском саду забил горячий ключ и посреди зимы расцвели розы именно в том месте, где похоронена некая монахиня, которая, как нас пытаются уверить, в свое время была изнасилована при занятии Восточной Пруссии Советской Армией. Во всяком случае, утверждают, что вся эта история как-то связана с коммунистами; а что могут коммунисты сделать монахине, кроме как ее изнасиловать?» Авт., информированный гораздо лучше большинства присутствующих и всего пять часов назад на холме с видом на Рим поцеловавший щечку, которую при всем желании нельзя было бы назвать пергаментной, решил капитулировать и дожидаться газетных сообщений. Заниматься выяснением истины в сложившихся обстоятельствах было делом явно бесперспективным. Неужели Лени и впрямь каким-то замысловатым образом впутали во всю эту story?[14] Неужели Гаруспика и впрямь превратилась в горячий источник? Выходя из трактира, авт. еще успел услышать, как за его спиной одна из сидевших в зале журналисток нарочито пронзительным голосом запела: «И роза расцвела…»