– Дело не в этом, – обозлился Веригин, – если бы Топчан и иже с ним делали то же самое, но я знал, что этим они пытаются достичь целей, о которых вы говорите, то есть пытаются вернуть управляемость в армии, я бы двумя руками голосовал за эти методы… Но ведь для них плевать, выполнил ты команду вовремя или нет. Вся их метода… Да вообще нет у них никакой методы. Они видят во всяком, кто туда попал, дерьмо и поступают с ним соответственно… И сама невозможность выполнить то, чего они от тебя требуют, делает абсурдным все их воспитание… Одного, конечно, они добиваются – это страха перед гауптвахтой, но страх – самый хреновый из всех регуляторов…
– Откуда ты знаешь? – иронически спросил Абрамов.
– Замполит в училище говорил, – съязвил Веригин.
– Хороший у тебя был замполит в училище, – не понял иронии Абрамов, – вишь, какого защитника сформировал.
– Нет, – возразил Веригин, – защитником меня сформировала жизнь, а не мой замполит в училище… Он-то меня как раз оттолкнул от защиты, точнее, от желания кого-нибудь защищать… Потому я и оказался в армии, а не в училище…
– Ну, ты не переживай, – сказал Абрамов, – за одного битого двух небитых дают…
– И то не берут, – закончил поговорку Веригин.
– Ну ладно, видишь, как все хорошо устроилось, хотя я тебя и не переагитировал, но напряжение с тебя снял, и вот теперь мы можем если уж не работать, то поговорить о наших делах… А все, что с тобой произошло на губе, ты близко к сердцу не принимай. Пройдет много лет, и когда-нибудь ты будешь рассказывать своим сыновьям, глядя на их тепличное пребывание в армии, как ты в девяносто втором году сидел на губе и какой садист был у тебя «топчан». А сейчас не зацикливайся на этом… Думай лучше, что пребывание на губе закрепляет нашу легенду. Конечно, тебе пришлось пережить несколько неприятных суток, зато теперь…
– Ничего подобного, теперь начнется еще проработка в роте, и я буду вынужден слушать все, что думают обо мне товарищи…
– Тебе придется через это пройти…
– А не лучше ли просто перевести меня туда, куда вы хотели, и дело с концом.
– Нет, потому что нам нужно переводить тебя так, как обычно переводят других нарушителей, а их не переводят мгновенно…
– Мне все это не нравится, когда мы начинали работу, вы…
– Ты понимаешь, в каждом деле есть свои издержки производства… Ты читал книжки о войне? Ты должен знать, что во время войны людей посылали на работу к оккупантам. Как, по-твоему, какое отношение было к ним у нормальных людей?
– Плевое, конечно.
– Да, в одной деревне молодежь убила учительницу, которая согласилась работать у немцев в комендатуре переводчицей. Ведь никто, кроме нескольких человек, не знал, что она – разведчица. Разведчикам не вешают таблички на грудь, чтобы было ясно, что они выполняют задание…
– Это тоже издержки производства.
– Да, если хочешь… Тебе, конечно, не придется подставлять свою голову, я надеюсь, но в правонарушителя поиграть необходимо…
– Боюсь, что меня не хватит к тому моменту, когда надо будет играть по-настоящему…
– А ты уже играешь по-настоящему… Сделаем так: полежишь еще в лазарете день-другой, а потом тебя направят в госпиталь на обследование… Там ты тоже долго не задержишься, поскольку тебя надо будет разобрать на собрании, повоспитывать в назидание остальным и отправить в другую часть… Но несколько дней на обследовании ты пробудешь… Это нужно для твоего окончательного выздоровления и одновременно подготовки…
– Из этого ничего не получится.
– Почему?
– Зная госпитальное начальство, могу сказать точно: оно удивится пребыванию в госпитале человека три-четыре дня… Такое невозможно, у каждого заболевания свои сроки лечения… И будет странным, если я буду там несколько дней…
– Здесь все нормально, мы проверим тебя на предмет какой-нибудь опухоли и не найдем ее. Вот и все… После этого тебя выпишут. Поместим тебя в палату с ветеранами.
– Может, обойдемся без госпиталя? – сказал Веригин. – Я понимаю, что надо отдохнуть перед завершающей стадией операции, но бог с ним, с отдыхом, как-нибудь продержусь…
– Нет, тебе надо не только отдохнуть, но и кое-чему научиться. Сдерживать себя, например, со мной встретиться раз-другой. Здесь мы сделать этого уже не сможем. Ты своим вызовом на гауптвахту лимит встреч нормального солдата с оперработником исчерпал. Понял? Здесь все будут знать, что ты встречался с кавказцем, который предлагал тебе продать свое штатное оружие. Но поскольку кавказец не назвал себя и не оставил координат, этот сигнал интереса не представляет, во-первых, и может быть туфтой, во-вторых… И еще одно, о последнем этапе говорить рано, ты еще не внедрился в среду, которая представляет для нас интерес, а отсюда… Завершающий этап, может быть, наступит нескоро, так что отдохнуть тебе тоже стоит…
– Мы тут посовещались и решили: сопровождать гроб до Москвы будешь ты, – сказал мне Шабанов на следующий день.
– Один?
– Конечно, – бодро ответил замполит.
– Да, но цинка у нас в лесу не было, тонкого железа тоже, и контейнер вышел очень тяжелым… Чтобы его переносить, нужно целое отделение.