– Где Снежков? – спросил я у дежурного.
– Спит, – доложил тот.
Командир, проснувшийся во мне, не стал довольствоваться ответом. Он пошел в расположение роты, посмотрел на сопящего во сне Снежкова, потом умылся, улегся в кровать и, помянув недобрым словом Силина, уснул.
На второй день после освобождения от гауптвахты Веригина вызвал начальник лазарета. Но в кабинете его ждал Абрамов.
Абрамов закрыл дверь на ключ, усилил радио и сказал:
– Чаю хочешь?
– Нет, – ответил Веригин, – приступим к делу…
– К делу приступать рано, – то ли серьезно, то ли шутя заметил Абрамов… Ты не способен сейчас говорить о деле, ты кипишь, тебе не дело нужно, а драка… Успокойся…
– Успокойся, – скривился Веригин, – вы же сами говорили, чтобы успокоить человека, не нужно говорить ему «успокойся», нужно создать условия для того, чтобы он успокоился.
– Ну вот видишь, какой ты умный, все понимаешь… Так почему же в панику ударился?
– Анекдот вспомнил.
– Анекдот, – делано оживился Абрамов, и это не ускользнуло от внимания Веригина, – какой, расскажи.
– Нет, – сказал Веригин, – не буду, вы слишком неискренне стали просить меня об этом…
– Ну, научил на свою голову… Да, не вполне искренне, потому что пытаюсь создать для тебя те условия, о которых ты только что говорил… Я, в конце концов, не Джеймс Бонд, а человек обычный и у меня тоже есть недостатки… Рассказывай анекдот, я весь внимание.
– Попал как-то киноактер Тихонов в вытрезвитель. – «Как фамилия? – спрашивает его милиционер-старшина. «Штирлиц», – отвечает актер. Ну, его, ясно дело, бац по морде: «Фамилия?» «Штирлиц», – отвечает им Тихонов и так продолжается долго. Устали милиционеры, ничего не добились, поместили Тихонова в вытрезвитель на ночь, а утром опять спрашивают: «Фамилия?» «Тихонов», – отвечает вытрезвленный актер… «Так что же ты вчера нам говорил, что ты – Штирлиц?» «А мне показалось, что я в гестапо попал…» Смешно?
– Не очень, – ответил Абрамов.
– Пожалуй, совсем не смешно… Мы же договаривались, что вы будете меня курировать на всех стадиях операции… Точнее, не договаривались, а вы обещали мне это… Я подставил себя, подставил на самом скверном проступке для военнослужащего, на самоволке, чтобы у командования было реальное основание для перевода меня в другую часть, а не для того, чтобы командование воспитывало меня на губе…
– Видишь ли, в операции возможно выполнение некоего единого сквозного действия или соблюдение единого направления… И оно у нас с тобой соблюдается… Конечно, встречаются отдельные шероховатости: всего ведь не предусмотришь… Так что на командование нечего пенять, командование ничего о твоей миссии не знает и не должно знать, мы проводим операцию с высокой степенью конспирации… Командование поступило так, как и должно было поступить… И было бы странно, если бы оно этого не сделало… Все, что произошло, – нам только на руку… И потом, гауптвахта – это хотя и неприятно, но не смертельно.
– Сейчас я с этим согласен, но вчера и позавчера я так не думал. Вы хоть знаете, что там творится?
– Там творится то же самое, что и в армии вообще, да и в государстве в частности.
– Так почему же все понимают, что там творится, и ничего не делают, чтобы этого не творилось?
– Делают, делают, – миролюбиво произнес Абрамов, – каждый на своем месте делает или пытается что-то сделать… Мы с тобой проводим операцию… Кто-то занимается еще чем-то… Но мне кажется, нашему обществу необходимо периодически разбивать себе нос, чтобы лучше осознать себя среди других…
– Это слишком глобально, – сказал Веригин.
– И тем не менее без глобализма не обойтись, только осмыслив все на глобальном уровне, можно понять смысл и целесообразность того, чем мы с тобой занимаемся на уровне деталей.
– Теоретически – да, практически – нет.
– Ох, – вздохнул Абрамов, – этот вечный разрыв теории и практики… Ну да ладно, я не о том… Происходит ломка старых отношений и возникновение новых.
– Ну да, – ответил Веригин.
– И ты, разумеется, как все идеалисты – первый реформатор.
– Я не реформатор, я сторонник реформ, – сказал Веригин.
– Прекрасно, сторонник, как, впрочем, и большинство нормальных людей, которым надоел старческий маразм в сферах управления, которые двумя руками за реформы потому, что они, на их взгляд, устранят дефицит товаров, повысят производительность труда в промышленности и эффективность его в сельском хозяйстве.
– Ну так, – неуверенно ответил Веригин.