– Понятно, – сказал Шабанов, – сегодня родственники телеграмму прислали… приехать не могут… просят, чтобы мы помогли им, отправили гроб до Москвы, а там они тебя встретят…
– Меня?
– Ну да, а кого же еще, меня, что ли? В общем, отдыхай, детали обговорим завтра.
– Есть отдыхать, – съязвил я, посидел немного в комнате дежурного и пошел к клубу.
Голубые с белым сполохи электросварки говорили о том, что работа не закончена, но у контейнера крутился один Матвеев: помощники разбежались на поверку.
– Помогите, товарищ лейтенант, – сказал он, – прижмите здесь, пока я прихвачу… вот так, только сюда не смотрите, а то зайчиков нахватаетесь…
Я навалился на верхний лист железа, брызнула дуга сварки, отбросив на землю две изуродованные тени – сварщика и помощника.
– Все, – сказал Матвеев, – теперь я сам… идите, таш… нант…
Но я дождался, пока он заварит последний шов, и попробовал сдвинуть контейнер с места. «Да-а, не получается…»
В расположение роты я пришел, когда поверка должна была закончиться, однако дежурный продолжал называть фамилии, за которыми следовало обычное «я». В глубине расположения я заметил Силина и понял, почему поверка длится так долго. Я прошел в свою комнатенку, снял шинель, китель, сбросил ботинки, прилег на кровать. За стенами из сухой штукатурки раздалась команда «Разойдись!», и рота наполнилась «предотбойными» шумами. Скрипнула дверь канцелярии, слышно было, как прогнулся пол, – это Силин прошел к столу. На минуту стало тихо – он заполнял строевку, – опять прогнулся пол, и скрипнула дверь. «Дежурный! Ко мне, – рыкнул Силин в коридор, – строевку в штаб, мухой…»
Среди шума нескольких десятков тапочек, шлепающих в умывальник и обратно, по коридору протопали сапоги – это дежурный «мухой» пошел в штаб со строевой запиской о наличии бойцов в роте, затем пол опять прогнулся, и в комнату-боковушку вошел Силин.
– Здорово, комиссар, – сказал он.
– Здорово, здорово, – ответил я, – ты где будешь ночевать?
– А… что, – переспросил он чуть ли не с испугом, – з-здесь, конечно, я же сегодня а-а-атветственный…
– Как ты сюда попал?
– Шабанов отозвал, а вместо меня Родина туда кинул… Он здесь самоволку Уварова проворонил… служака… наберут… У меня ни один не уйдет. Шабанов говорит, если Родина уволят, я стану старшиной, а…
– Весело будет Шнуркову с Гребешковым и Родиным, – перебил его я.
– Шнуркову все равно, подумаешь, на два «бойца» больше стало, – сказал Силин. – Я вот зачем пришел. Снежкова нет. Говорят, он в городе задержался, но я-то знаю, он в самоволке… в Выселках. Смекаешь? Мне одному появляться там не резон, мне там башку враз отвернут… короче, помощь нужна. Как?
– Зачем его ловить, – говорю я, – придет в казарму, – попроси дневального отметить время, а завтра с ним поговоришь.
– Да ты что, комиссар, завтра Снежков скажет, что его по дороге из города бандиты задержали и его не наказывать, а награждать надо… Я хочу на его примере раз и навсегда покончить с самоволками. Покончим с ними, можем спать спокойно: такого, как с Уваровым, больше не случится.
Силин меня убедил. Ради того, чтобы покончить с самоволками, стоило пострадать. Я стал одеваться, хотя весь мой организм буквально выл, не желая идти куда-то на ночь глядя.
Мы вышли за территорию части, спустились в какую-то лощину и по узкой тропинке пошли к Выселкам. Силин молчал, а потом стал забегать вперед, заглядывать мне в глаза и говорить: «Не переживай, комиссар, суворовское правило помнишь… товарища выручить – святое дело… как считаешь?» Потом он надолго замолчал, молчал и я: о чем нам было говорить?
В Выселки мы дошли за полчаса. За это время Силин совсем извелся, и я подумал, что он побаивается встречи со Снежковым и его гражданскими друзьями.
Прошли немного по пустой улице.
– Стоп, – сказал Силин и, будто смертельно устал, повис на невысоком заборе дома, в котором светились все окна.
– Здесь, что ли?
Силин ничего не ответил. Он мешком висел на штакетнике, видимо, обдумывая тактику захода в дом. Затем тяжело вздохнул и сказал:
– Извини, комиссар, скосил я немного, но я думаю, ты не обидишься: нас на день рождения пригласили…
– Кого пригласили?
– Меня и тебя.
– С какой стати меня? – спросил я, мало-помалу понимая, что Силин не шутит. И он подтвердил мое предположение.
– Глаз на тебя в сельсовете положили вчера… ну, я пообещал, что в гости с тобой приду.
– Да? – обозлился я. – Пообещал и привел, как бычка на веревочке. Так, что ли? А меня ты спросил? Вроде как продал, с сапогами…
– Ну почему продал… тебя же иначе не вытащишь.
– А кто тебя просил вытаскивать?
– Да я хотел как лучше.
– Как лучше? Ах ты, благодетель, услужил, ни хрена вареники…
Спор в том же духе мог зайти далеко, потому что Силин не чувствовал себя виноватым, а я искренне разозлился.
– Все, все, – сказал я, вспомнив, что он мой подчиненный, – чтоб к подъему были в роте.
– К подъему, к подъему, – пробурчал Силин и направился к калитке, а я пошел обратно.
«Интересно, – думал я, шагая по тропинке в часть, – отказался бы я от приглашения в другое время? Наверное, нет».
В роте я появился в половине двенадцатого.