До павильона «Ветерок» – дощатого сарайчика с забитыми досками окнами – оставалось немного. Мой спутник совсем изнервничался, я был в таком же состоянии и мысленно клял себя за то, что влез в эту авантюру. «А что, если за “Ветерком” не один Витек? Вот тогда ты влип, лейтенант, тогда тебе конец… Эх, да будь это летом, да был бы я без шинели, да имел бы двадцать минут на разминку – разве б я так волновался, разве прыгало б мое сердце зайцем по грудной клетке».
Хрустел под ногами ледок. Полная луна любопытной соседкой выглядывала из-за тучи, ожидая развязки очередной жизненной драмы. Потасканный, все время бежавший рядом, приотстал, видимо, готовясь преградить мне путь к отступлению.
– Эх, если б сейчас было лето, – в последний раз пожалел я и ударил локтем правой руки потасканному под дых. Он икнул и опустился на колени. Рассматривать его было некогда, как во сне, не чувствуя под собой ног, я сделал несколько шагов, завернул за угол и… мне стало наполовину легче: Витек был один.
Отвесив нижнюю губу, он стоял, освещенный лунным светом, и на его физиономии было написано: «Ну, как мы тебя… козел…»
До него было шагов пять, эффект внезапности был потерян, но мозг подключил резервы подсознания: «А вот и второй», – сказал я и оглянулся назад, словно за мной из-за «Ветерка» вот-вот должен появиться курсантский патруль или взвод моей роты.
У здоровяка прекрасная реакция на опасность. Юра Ковтун непременно взял бы его в свою секцию. С такой реакцией долго живут. Витек изменился в лице: он поверил мне, поверил потому, что со мной не было потасканного, а секунду назад из-за сарайчика слышался какой-то шум. Витек повернулся и бросился бежать. Подкат, который я выполнил, мог принести аплодисменты болельщиков любому защитнику высшей лиги. Левой ногой я зацепил его за ботинок, и мы оба грохнулись на землю. Упали одновременно, а первым вскочил он. Иначе и быть не могло: за мной по пятам шел взвод (я сам в это поверил), а за ним не было никого. Здоровяк рванулся в темноту, и через несколько секунд я уже слышал треск – это мой «крестник» преодолевал забор.
Второй ускользнул, и я бросился к первому, но его за «Ветерком» не оказалось, видимо, он быстро пришел в себя.
Той же дорогой я пошел в порт, стараясь, однако, держаться подальше от темных мест, чтобы не получить оттуда по голове половинкой кирпича.
Настроение у меня было испорчено, наслаждаться гражданской жизнью больше не хотелось, я взял портфель, поблагодарил парня с гитарой и поднялся этажом выше в зал для военнослужащих.
Через час я наполовину успокоился и по привычке начал анализировать ситуацию, в которую попал. Разложив все по полочкам, нашел, что действовал правильно, а вот мои «оппоненты» ошиблись: недооценили меня, не разглядели под шинелью и погонами двадцативосьмилетнего лейтенанта-неудачника человека, выросшего в одном из многих сибирских городков, где таких «ухорезов», как Витек и его потасканный спутник, – пруд пруди.
Глава восьмая
Большинство маленьких сибирских городов, лежащих на Транссибе и его ответвлениях, начинались со станций, посаженных проектировщиками на бросовых местах. Строители и железнодорожники меньше всего думали о людях, которые будут жить там. Дорогу прокладывали возможно прямыми отрезками, с приблизительно равными расстояниями между станциями и разъездами, вокруг которых и росли впоследствии населенные пункты.
Таким был и Черноводск. Стоял он на седых солонцах, хотя километрах в семи было прекрасное сухое, высокое место, где могли разместиться два таких города.
И сорок, и тридцать лет назад, когда Черноводск был еще рабочим поселком, в межсезонье и летом в дождь он утопал в грязи. Шли годы. Поселок, построенный из местных материалов: камыша, самана, глины, где самым высоким зданием был двухэтажный райисполком, вырос до пятого этажа и стал городом. В нем появились бетонные дороги и асфальтовые тротуары, но чище не стало. То ли давало о себе знать чертово место, на котором он стоял, то ли влаги в природе прибавилось.
Сибирь, согласно представлениям большинства европейцев, знающих о ней по книгам последних лет, газетам и кинофильмам, – край с лютыми морозами, лесами, болотами, где люди либо работают на ударных стройках, либо занимаются охотой на хищного и иного зверя. По тем же представлениям города в Сибири – отвоеванные у флоры и фауны площади, окруженные сплошной стеной «голубой» тайги.
Как уже догадался проницательный читатель, Черноводск не был окружен ни тайгой, ни даже лесом. На его окраины в голодные годы не заходили медведи-шатуны и рыси: не было таковых в березовых колках района. Самым крупным хищником была лиса. Самым распространенным зверем – заяц. Правда, время от времени жители города поговаривали о волках, но встретить серого разбойника можно было так же редко, как увидеть завмага в очереди своего магазина…