Гудки паровозов

При виде этих огромных бревен Сашуня невольно вспомнил об Антоне. Пожалуй, неуязвим и прочен Антон не меньше лиственницы — железного дерева, — и такие, как он, Сашуня, для него что гвозди переложинам.

Мокрый от быстрой ходьбы и переживаний, он сел на шершавый валун. Внизу, вздувая зеленые струи, летела река. Она подкидывала и ломала тень его нахохленно-грустной фигуры.

1960 г.

КОРМИЛЕЦ

1

Отец часто поднимал Петьку к потолку, смотрел в его золотистые продолговатые глаза и вскрикивал, окая:

— Кормилец, милый ты мой, ростешь!

Кормилец! Петька не понимал этого слова, но любил. Оно нравилось мальчику потому, что делало лицо отца красивым и светлым.

Дом Петькиных родителей, Григория Игнатьевича и Анисьи Федоровны Платоновых, стоял на окраине города, в рабочем поселке металлургического завода. Он был рубленый, маленький, с голубыми ставнями. Еще до того, как Петька появился на свет, крыша дома сгорела: замкнулись на чердаке электрические провода. Теса и бревен Григорий Игнатьевич не достал, пришлось настелить горбылей и обить их толем. И теперь над плоской крышей долговязо и уродливо торчала труба.

В доме было несколько вещей, которые Платоновы называли Петькиными. В кухне, между умывальником и печью стояла Петькина зеленая тумбочка. Ее закрывали вертушками, похожими на пропеллер самолета. В тумбочке хранились всевозможные лакомства: сливки в чашечке с красным петухом, конфеты, манный пудинг, залитый клюквенным киселем, куриное мясо, шанежки. Петька становился единовластным хозяином всего того, что попадало в тумбочку. В горнице, под кроватью с никелированными шишечками, стоял сундучок, который, как и тумбочка, назывался Петькиным.

Григорий Игнатьевич сам сделал этот сундучок. Он обколотил его белой жестью, сначала большими листами, а затем тонкими полосками, и покрасил в красный и синий цвета. Удивительный был у сундучка замок. Нужно надеть Петьке шерстяной костюмчик или бушлат с якорем, вышитым на рукаве, или еще что-нибудь хорошее, — он засунет в скважину медный ключ и повернет. В замке зазвенит тонко и ласково, будто щипнули струну балалайки. Второй оборот ключа вызывает в замке новый звук: точно стукнули железным молоточком по бутылке. А после третьего комната наполняется густым и протяжным гулом, подобным тому, какой слышится, когда на пристани отбивают в колокол время.

Были в горнице и другие вещи, которые носили имя Петьки: маленькая этажерка, заставленная детскими книжками, ящик, куда он складывал игрушки, шкатулка с наклеенной на крышке картинкой: Чапаев в черной бурке летит на коне.

Петька рано привык к мысли: все, что делается отцом и матерью, делается ради него. Уходя на работу, Григорий Игнатьевич говорил:

— Ну, сынок, я пошел деньги для тебя зарабатывать.

Если Анисья Федоровна брала в руки подойник, то непременно просила мальчика:

— Поиграй пока, сынка, один, а я схожу Буренку подою, чать, уж соскучился об молочке.

В палисаднике возле дома росли яблони, ирга и вишня. Зимой отец забрасывал их доверху снегом, весной подстригал, делал прививки, обрызгивал какой-то жидкостью. Когда у зеленых ягод вишни начинали краснеть бока, он весело потирал ладонь о ладонь, смеялся, прищуривая такие же золотистые и продолговатые, как у сына, глаза.

Счастливым утром Григорий Игнатьевич брал Петьку за руку и уводил в палисадник. Там подталкивал его к деревцу, на котором висели влажные пухлые ягоды, басовито говорил:

— Ешь, милый, ешь, кормилец.

Вишни были холодные от росы. Петька прокусывал сочную мякоть, пил клейкий сладкий сок и выплевывал косточки. Анисья Федоровна, рябая, загорелая, еще по-девичьи тоненькая, тянула руку к Петькиной голове, чтобы погладить по рыжеватым от солнца волосам. Муж ласково отталкивал ее, рокотал:

— Не мешай, Анисья, видишь, ведь, человек занят.

К осени созревали ранетки. Мать наполняла ими эмалированный таз. Отец радостно говорил:

— Давай-ка, Анисья, выберем лучшие, Петьке варенье сварим.

Они садились за кухонный стол. Мать отрывала у ранеток хвостики, а отец прокалывал яблочки иглой, чтобы слаще и мягче получилось варенье.

Летом Петька всегда с нетерпением ожидал воскресенья. В этот день они вставали с первой зарей. Пока Анисья Федоровна укладывала в камышовую кошелку снедь, Григорий Игнатьевич и Петька рыли червей, готовили приваду. По обычному отец отделял сыну лучшие рыболовные снасти: садок из морских водорослей, бамбуковое складное удилище, леску из конского волоса с самодельным поплавком, выкрашенным суриком. Петька и Григорий Игнатьевич добирались к месту уженья на велосипеде. Анисья Федоровна приходила пешком: ее мутило от тряски.