Читаем Гул проводов (СИ) полностью

— Ищи меня в исчезнувших коридорах и на заросших тропах. Ищи меня между утром и ночью. Ищи меня в настенных рисунках и на пожелтевших страницах.

— Я одна из вас?

— Что-то между да и нет.

— Это как?

Ответом мне было молчание. Я повернулась к говорящему, но увидела лишь тьму в дальнем уголке.

— Не приближайся ко мне.

Я не послушалась. Шаг. Еще шаг. Ближе. Ближе. Я чуть ли не вплотную к нему стою.

— Тень?

— Если коснешься меня, умрешь.

— Я родилась мертвой. Не смеши меня.

— Ты безбашенная. Люблю безбашенных. Я бы забрал тебя с собой, но Грань отвергает тебя. Очень жаль. Ты бы могла покорить миры. А пока — прощай.

Кто-то плеснул мне воду на лицо. Я закашлялась и резко вскочила, от чего потемнело в глазах. Надо мной свесились санитары и медсестры.

— Бедняжка, — покачала головой миловидная тетенька, — Так измучена.

— Наверное, это от голода. Гляди, какая худая, — сказал усатый бугай, — Покойная бабуля бы откормила её.

— Ты посмотри, какие синяки. Наверняка ночами не спит, якшается с этими психами, — проворчала безбровая бабуська.

— Что случилось? — спросила я.

— Ты в обморок хлопнулась, — сказал бритоголовый санитар.

— Точно с припадочными гуляешь ночью, — продолжала бабушка.

— Больше слушай этого охранника полоумного, — хмыкнула короткостриженная санитарка, — Да он бухает не просыхая. Мой папаша, черт его дери, сошелся с ним, такой же чокнутый.

— А я говорю, это правда. От этого молодняка чего угодно можно ожидать. Пропащее это место, — отрезала бабушка, — Вот скажи, — обратилась она ко мне, — Кто такие Тени?

— Одна из них у вас за спиной, — невозмутимо сказала я, поднимаясь и отряхиваясь.

— Где? — старушка испуганно оглянулась, — Вот чертова девка! Вот я вам покажу, я всех раскушу! Дрянные дети!

Старушка ушла куда-то, что-то ворча себе под нос. Санитары и медсестры тоже стали разбредаться. Миловидная тетенька-медсестра пригласила меня в ординаторскую и напоила чаем с печеньем. Я пила горячий напиток с лимоном и смотрела по сторонам. Розовые обои, фотографии котят и щенков, старый стол с белой скатертью с жирными пятнами, на котором стояли чайник и 4 чашек на блюдцах. В центре была тарелка с печеньями. На кожанном диванчике сидели медсестры и врачи, болтая о шитье, наркотиках и самоубийцах.

Едва допив чай, я пулей выскочила из ординаторской и побежала в свою палату. На подоконнике сидела Клэр и опять курила. Со своей неизменной шляпой. Интересно, она снимает её хоть когда-нибудь?

====== О родителях и детях, выходе из клетки и спонтанной поездке. КОНЕЦ ======

Если посмотреть назад, то можно увидеть пустыню из белого снега, засыпавшего всё вокруг. И если посмотреть по сторонам, то можно увидеть тоже самое. Снег сверкал, как на солнце, хотя небо было черным и каким-то ненастоящим, стеклянным. Мои ноги утопали в снегу. Белые. Белые, как этот снег. Я сжалась, ожидая, что сейчас начну дрожать от озноба и на утро у меня подскочит температура. Но снег был не холодным. Совсем не холодным. Теплый, мягкий снег. И почему дыхание превращается в пар?

— Защищай границу!

В меня полетел снежок. Ко мне бежала девочка с длинными седыми волосами, в старомодной шляпе и в длинной такой же старомодной сорочке. Я ответила ей тем же. Она спряталась за снежную крепость.

— Так нечестно! — воскликнула я.

— А ты построй свою, — предложила она.

— Это долго, — проворчала я.

— И правда, – согласилась она.

Девочка вышла из-под крепости, отряхивая подол юбки. Я наконец её узнала. Как же было не узнать эти седые локоны, диковинные перья на шляпе и детское, и в то же время невероятно старое лицо?

— Это ты, гадалка? — обрадовалась я.

Она покорно склонила голову. Шляпа упала в снег и исчезла среди ослепительной белизны. В волосах гадалки запутались перья.

— Поздравляю. Встретить Королеву — большая честь.

— Да ты скромница, — усмехнулась я.

— Нет, я действительно Королева. Коронованная ночным деревом и феями. Мне огонь открыл незримые пути и старые тайны. Я серый кардинал этого места, я знаю все здешние уголки. Проси у меня все, что хочешь — я дам тебе все, что можно дать, и некоторое из того, что нельзя.

— А мертвого друга можешь вернуть?

— Вы ещё встретитесь. Не сейчас, так через тысячу лет. А когда встретитесь, и вечность разлуки покажется незначительным мигом.

— А что это за место?

Я оглянулась. Мы стояли перед кораблем, уходящим в бесконечный океан, и из его многочисленных окон шел желтый свет. На самом нижнем окне я увидела обшарпанную комнату, громадный циферблат, черную кошку, сидящую на подоконнике, дымящуюся кружку рядом с ней и двоих, глядящих друг на друга. Каждый предмет я видела отчетливо, а вот облики влюбленных были расплывчаты и неясны, как… тени? А всё потому, что для них весь мир был таким размытым и ненастоящим. А вот они двое — ещё как. Как знакомо. Как больно. Я отвернулась.

— А ты еще не догадалась? Наш карманный мир. А точнее, только прихожая.

— Ничего не понимаю.

— Грань не может решить, Иная ты или нет.

— Так пусть решит.

— Нет. Это можешь сделать только ты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Генерал в своем лабиринте
Генерал в своем лабиринте

Симон Боливар. Освободитель, величайший из героев войны за независимость, человек-легенда. Властитель, добровольно отказавшийся от власти. Совсем недавно он командовал армиями и повелевал народами и вдруг – отставка… Последние месяцы жизни Боливара – период, о котором историкам почти ничего не известно.Однако под пером величайшего мастера магического реализма легенда превращается в истину, а истина – в миф.Факты – лишь обрамление для истинного сюжета книги.А вполне реальное «последнее путешествие» престарелого Боливара по реке становится странствием из мира живых в мир послесмертный, – странствием по дороге воспоминаний, где генералу предстоит в последний раз свести счеты со всеми, кого он любил или ненавидел в этой жизни…

Габриэль Гарсия Маркес

Проза / Магический реализм / Проза прочее
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм