Гуляйполе

А тем временем в хате, что снимал Антони, снова собрался «военный совет»: братья Лепетченки, Хшива, Щусь, Каретников, Петро Шаровский и Тимош Лашкевич. Он единственный из всей братии считался грамотеем, окончил гуляйпольскую сельскую школу и даже поступил в гимназию. Был он молчаливый, немногословный, но иногда давал очень дельные советы и слыл среди хлопцев «головастым».

– Ну, и чего добились? – горячился Федос. – Нестора в Александровску тюрьму упекли. Вытяни его оттудова, попробуй!

– А мы их еще раз пуганем! – сказал Семенюта. – Мы их так наполошим, шо на суде им Нестор малой пташкой покажется…

– Все равно его на тюрьму засудять, – возразил Федос. – Ясно, шо свободы не дадуть.

– Еще не вечер! – не согласился Семенюта. – Подумаем.

И наступило молчание.

Неровно горела на столе восьмилинейка. Окна были занавешены. Никакие предложения, даже самые сумасбродные, не шли в голову.

Но в разговор неожиданно вмешался Шмерко Хшива.

– Я вот шо думаю – все дело в свидетелях, – тихо сказал он.

– Ну и что?

– Их надо поубивать.

Ватага с удивлением посмотрела на Хшиву. Худенький, остроносый, с большими и грустными «библейскими» глазами, он вовсе не был похож на убийцу. Но в его приговоре звучала сила и категоричнось.

– Если можно, доручите это мне, – добавил он.

Федос насмешливо хмыкнул. Заулыбались и остальные. Но Хшива пояснил:

– Самое вредное для Нестора – свидетели. И, конечно, пристав. Не будет их, не будет и суда… А Нестор никогда не признается. Выпустят!

Семенюта шевелил губами, словно пробовал идею на вкус.

– Ай да Шмерко, ай да еврейская голова! – наконец одобрительно произнес он.

– А хто сказав, шо суда не буде? – спросил Тимош Лашкевич.

– Ну как же! Свидетелив-то нету! – отстаивал свое Хшива.

– Зато бумага есть! По бумаги засудять!

– У Тимоша тоже логика, – согласился Семенюта. – От насчет пристава, тут Шмерко, пожалуй, правильно думает. Карачана все равно давно надо было убирать, тут вопросов нема. А на дядька Гната Пасько у меня рука не поднимется. Простой селянин, да еще и детей полдюжины.

– Ну, а полицая Бычка? – спросил Шаровский и горячо добавил: – Я б його самолично…

– Бычок без году недиля в полицаях ходит. Раньше у Кернера в столярке работал, – пояснил Семенюта. – Ни рыба ни мясо. Крика много, а вредности мало…

– Приехали! – разочарованно выдохнул Хшива.

– Подумалы – приехали, – заключил Семенюта. – Тут все не так просто. Поубывать свидетелей – не фокус. А шо дальше? В суде сразу ж додумаються до того ж, шо и мы. Они не дурнее нас… Не, не будем спешыть. От днями возвернеться Антони, с ним будем совет держать. Он грамотнее нас, может, что-то дельное и подскажет.

Глава тринадцатая

А спустя три дня, солнечным вечером, они ждали на станции поезда. Стояли в сторонке, все той же кучкой. Гуляйпольцев на станции всегда было много: кто приходил сюда подзаработать грузчиками или носильщиками, а то и просто так, на поезда посмотреть, на приезжих и отъезжающих. Так что компания гуляйпольских хлопцев здесь никаких подозрений ни у кого не пробуждала. Выделялся среди них своим богатырским ростом Петро Шаровский. Видимо, на него как на носильщика была главная надежда.

Пыхтя, окутываясь паром, локомотив втащил на станцию состав. И сразу все, кто был на перроне, разом забегали. Лишь ватага во главе с Семенютой осталась на месте.

– Якый вагон? – спросил Федос.

– Вон тот, красивый! – указал Семенюта на сине-желтый вагон класса «микст» с неизменными торжественными орлами под окнами и с надписями «Первая Екатерининская железная дорога». Такой красавец вагон был единственным на всей дороге и постоянно находился в пути: либо катился из Бердянска в Вену, либо, наоборот, возвращался из Вены в Бердянск, богатеющий с каждым годом азовский порт.

Из сине-желтого вагона неторопливо стали выходить пассажиры…

Осторожно, поддерживаемый проводником, по ступенькам спустился представительный толстяк, с ним супруга в дорожной шляпке, с собачкой на руках…

Лихо соскочил с подножки пожилой военный с длинной, не по росту, саблей на боку. Этот, надо думать, прибыл в командировку или на короткую побывку домой.

Неуклюже, бочком, осторожно ступая, слез усатенький джентльмен в котелке…

Седобородый вальяжный господин с саквояжиком, в дорожном плаще с бархатными отворотами, с сигарой во рту, оглядел платформу, ни на ком не задерживая глаз. По виду крупный промышленник, владелец завода или даже нескольких. Его проводник особенно почтительно взял под локоток. И было зачем: серебром блеснула рублевая монета, переходя из руки в руку.

Парни растерянно переглядывались: Антони не было.

Вот спустились на перрон дама с горничной… Священник… Еще две дамы… И все. И больше никого. Остальные, видно, ехали до Бердянска.

– Може, вагон перепуталы… чи случилось шось? – шепотом спросил Федос у Семенюты.

Семенюта не ответил. Он тоже был взволнован, но старался не подавать виду.