Гулящая

— Разве я много пила? — сказала она немного спустя, повернув к нему порозовевшее лицо, на котором только сохранились следы усталости. — У меня так всегда бывает, когда я много резвлюсь. Один доктор сказал, что я от этого умру.

— Много они знают, твои доктора, — буркнул Колесник, снова взяв стакан с ромом.

— Должны знать. Для чего-нибудь они ж учились столько лет…

— Чтобы столько лет… людей морочить.

Она на минуту задумалась, а потом снова грустно заговорила:

— Кто только их не морочит?

— Кого?

— Людей. Ты — меня обманываешь, другой — тебя. Каждый готов обмануть другого. А нам больше всех достается.

— Да и ваш брат как приберет к рукам, все кишки вымотает.

— Есть такие, есть. Только разве они такими родились? Вы же сами их сделали такими. Обманете, выбросите человека на улицу, голого и босого, куда ж ему деваться? Просить милостыню — стыдно, красть — грешно.

— А работать?

— Работать? Когда вы человека так обидите, ему и свет не мил.

— Не верь.

— Как не поверишь, когда каждое слово его до самого сердца доходит. А вот обманут тебя раз, другой, а потом уж и себе перестаешь верить. Тогда и пускаешься во все тяжкие. Ты думаешь, что мы охотно идем на такую жизнь? Сладко, что ли, вертеться перед таким, на которого мне и смотреть тошно. Ох, если б ты знал, как нам порой бывает горько! Если бы в это время рядом была глубокая река, так бы и бросилась в нее! Разве мы — люди? Только лицо у нас человеческое, а сердце в невылазном болоте затоптали. Знаешь что? Ты, говоришь, купил Веселый Кут? Возьми меня к себе. Как Бога, почитать тебя буду. Может, я там привыкну. Возьми! — И она поцеловала его жилистую багровую руку.

— Кто же ты?

Она взглянула на него. Потом вынула из-за корсажа бумажку и подала ему. Это был паспорт крепостной из Марьяновки — Христины Филипповны Притыки.

— Так ты Христина? — спросил он ее. — Почему ж тебя зовут Наташа?

— Такой у нас обычай — всем дают другие имена.

— Христя… — произнес он задумчиво, что-то с трудом припоминая.

— Помнишь Загнибиду?

— Так ты та самая Христя, что у Загнибиды служила? Говорят, ты жену его задушила.

— Сказать все можно.

— Да я знаю, что это ложь. Ты потом служила у Рубца. По городу ходил слух, что вы с хозяйкой Проценко не поделили.

Христя только тяжело вздохнула.

— Не напоминай мне о нем. Прошу тебя. Это горе мне и по сей день сердце гнетет. От него и пошли мои беды… — начала она жалостливо, но вдруг поднялась и чуть не крикнула: — Я сегодня с трудом сдержалась, чтобы не плюнуть ему в глаза, когда он подглядывал в окно.

Она задыхалась от гнева, душившего ее.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

На следующий вечер в сад повалил чуть ли не весь город посмотреть на красавицу арфистку, но Наташи в этот вечер не было. Не было ее и на другой, и на третий, и на четвертый…

— Где же эта красавица? — допытывались все.

— Нет ее. Куда-то исчезла.

— Жаль, так и не пришлось ее повидать.

— Постойте, спросим хозяина.

И несколько панычей отправились к арендатору сада разузнать о Наташе.

Хитрый Штемберг только качал головой, причмокивал и сердито почесывал бороду. Наконец, когда к нему очень пристали, он не вытерпел и крикнул:

— Ах, если бы вы знали, сколько она мне хлопот наделала.

Кныш спросил его, в чем дело. Штемберг рассказал, что к нему приезжал Колесник и просил уступить ему тайком Наташу. Он поднял бучу, отобрал у Наташи платье, да этим дело и кончилось.

— А Наташа у Колесника осталась?

— У него. Голая сидит, ждет, пока ей сорочки, платья пошьют, — смеясь сказал Кныш.

— Вот тебе и Колесник. Недавно имение купил за тридцать тысяч, а теперь еще и гарем заведет. Вот служба так служба!

И про Колесника пошли по городу слухи, что он наворовал земских денег, отпущенных на постройку мостов и плотин, купил большое имение. В паны лезет. Из его рук уж не вырвешь…

Эти слухи про тридцать тысяч никому не давали покоя. О Колеснике говорили все — и обедневшие дворяне, и чиновники, и даже крупные помещики. У всех он торчал бельмом в глазу.

«Вот куда наше добро идет! Крепостных отобрали, деньги, которые мы должны были получить за них, пошли на погашение долгов. Остались мы и без рабочей силы, и без денег. Что ж ты с одной землей сделаешь? Хоть бы банки завели, под заклад деньги б дали. Надо же иметь средства, чтобы хозяйство вести. Ничего этого нет. Сидим, как раки на мели. Поневоле попадешь на удочку купцам, а они нас и слопают!» — толковали паны.