Гулящая

— Какого черта вы тут собрались и глаза таращите? — раздался голос Колесника из раскрытого окна. — Уходите, пока вас не разогнали.

— Сам. Сам. Видели? Краснорожий и сердитый какой.

— Кто сам?

— Да кто же — Колесник.

— Глядите… А давно ли он дохлятиной торговал?

— Поди ж ты. Забылось. Начальство…

— А знаете что? Лучше разойтись, подальше от беды. Что нам смотреть, как паны бесятся.

— Если тебе не хочется, уходи, а мы хоть раз в жизни посмотрим, как паны пируют.

— Смотрите, как бы вам в глаза не наплевали.

— Им недолго.

Несколько человек ушло, а на их место протиснулись другие.

— Расходитесь! Расходитесь! — закричали появившиеся вдруг полицейские и начали расталкивать людей.

— Это почему же? — послышались возгласы. — Уходи, если тебе надо.

Полицейские напирали — народ не поддавался. Завязались стычки. Внезапно налетели пожарные и начали поливать толпу струями воды. Все бросились врассыпную. Через полчаса на улице не было ни живой души. Никто не заглядывал в окна и не мешал пирующим.

А в доме Колесника шел пир горой. Столы ломились от всякой снеди и напитков. Затейливые бутылки, графины и бокалы с разноцветными винами сверкали и переливались в солнечном блеске. Закуска была разложена на серебряных блюдах и аппетитно выглядывала из-под стеклянных крышек. Паны поднимались, чокались, стучали вилками и ножами; челюсти усиленно работали; одни набивали полный рот большими кусками пирога, другие жевали рыбу и дичь; со всех концов доносились шутки и смех. Весь дом заполнили гости: уездные предводители с Лошаковым во главе, члены земства, губернские гласные и среди них — Рубец. Пришел и Проценко.

Пир вышел на славу. Земские и дворянские столпы собрались сегодня отпраздновать мир и согласие. Об этом красноречиво говорили многочисленные ораторы. Лошаков первый провозгласил тост за земство и его сотрудников. Потом председатель земской управы поднял свой бокал за дворян — лучших работников земства. Колесник произнес тост за единение дворянства с земством. Его простая короткая речь очень понравилась. Раздались аплодисменты и крики «ура». За единение! Затем последовали взаимные пожелания успеха, чоканье, братание. Вино лилось рекой.

Пока еще только закусывали. А что же было за обедом? Во главе длинного стола сел Лошаков, по правую руку от него разместились уездные предводители, по левую — земцы. Колесник сел на другом конце стола против Лошакова. Как хозяину, ему приходилось неоднократно отлучаться, потому он и занял это место. Лакеи целой ордой носились по комнате, разнося кушанья. Перед каждым гостем стояли две бутылки дорогого вина. Ну и пили же там, и ели! Шум не утихал ни на минуту, тосты следовали один за другим. На что уж тихий был Рубец, но и тот произнес тост за Колесника. Все поддержали его. Колесник в радостном смущении раскраснелся, кланялся и благодарил за честь.

— Впервые в жизни мне довелось принимать таких дорогих гостей, — сказал он, прослезившись.

— После обеда качать Колесника! — раздались голоса, когда Колесник на минуту вышел в другую комнату.

— Идет!

Вскоре он вернулся. За ним на большом серебряном подносе несли пломбир, возвышавшийся горой. На пломбире красовались два герба из жженого сахара, дворянский и земский, обрамленные вверху цветами, а внизу — снопами пшеницы, яблоками, грушами и другими плодами. Под ними золочеными буквами было написано: «Не уменьшай, Боже!» На самом верху пломбир был увенчан короной, под ней лента с надписью: «Боже, царя храни!» А над короной золотой вымпел с надписью: «Земство — дворянству!» Это было чудо кондитерского искусства. Вся губернская управа ломала голову над тем, чем бы особенным и необычайным отметить этот обед. И остановилась на этом торте из мороженого. Лучший городской кондитер потратил два дня, чтобы соорудить это чудо. Удивлению гостей не было предела. Потом лакеи принесли шампанское. Лошаков первый поднялся и от имени дворянства поблагодарил земцев за оказанную честь.

— Дай Боже, чтобы единение земства и дворянства не осталось только пожеланием, а осуществилось поскорее во славу нашего края и всей русской земли и поведало миру о благих делах мудрых мужей. Ура-а!

— Ур-р-а-а-а! — загудели кругом.

Лошаков отхлебнул из бокала.

— Ваше превосходительство! — крикнул с другого конца Колесник. — Разве у нас шампанского не хватит? Ваша здравица стоит того, чтобы ее не так отметить. Это великие, святые слова. За такие речи по ведру надо выпить. Ура!

— Правда! Правда! — закричали кругом. — Ур-а-а!

Все выпили. Выпил и Лошаков. Снова наполнили бокалы. Председатель земской управы провозгласил тост за Лошакова. За ним последовали другие. Снова и снова пили. В головах зашумело от шампанского. Все говорили одновременно, перебивая и не слушая друг друга. Кто-то разбил бокал, тарелка с грохотом упала на пол и разбилась. Шум, хохот не умолкал ни на мгновенье.

— Извините, господа! — крикнул Колесник, низко кланяясь и давая понять, что церемония окончена. — Может, не угодил, так простите, и спасибо вам.