И она рассказала Колеснику о встрече с Проценко, о том, что он с ней не поздоровался, и как потом он попался ей навстречу, когда она возвращалась домой.
— Гляди, только не обманывай! — ласково сказал Колесник.
После этого Христя дала себе зарок больше не гулять по городу. Она сидела дома и нетерпеливо ждала прихода весны.
В этом году весна, как назло, запоздала. Уж и Пасха не за горами, а снег еще не тает; дни ясные и солнечные, а морозы берут свое. Только после Пасхи пошли дожди и стало тепло. В три дня растаял снег, появились подснежники, фиалки. Эти первые цветы так радуют сердце, так сладостно волнуют. А мысли неудержимо влекут в неведомые края, прекрасную и манящую даль, воображение рисует образы счастливой жизни, которой человек, может быть, никогда не увидит.
Так мечтала и Христя о своей поездке в Веселый Кут.
Дом ей казался тесным и душным, город — пыльным и мрачным. Ее тянуло на простор, в бескрайние поля, где гуляет ветер и солнце золотит колышущееся море колосьев, на зеленые луга, похожие на богато вышитые ковры, в кудрявые рощи, синеющие вдали. Там бы она, как вольная птица, отдохнула и набралась сил. А Марьяновка? Родная хата, где она выросла… что с ней сталось? А подруги, с которыми она делила девичьи радости и горести, — где они теперь? Христю очень волновали эти воспоминания… «Все перенесу, все стерплю, только бы скорее попасть в этот рай!» — молила Христя, вставая и ложась.
Миновали дни за днями, сначала теплые, весенние, потом знойные и душные.
— Когда ж мы поедем?
— Скоро, скоро, — ответил Колесник. В последнее время у него было много служебных дел, приходилось часто выезжать в уезды. Христе случалось целые недели просиживать одной дома.
Собрались ехать только в конце мая. Колеснику надо было попасть в Н-ский уезд чинить мосты и плотины. Уже несколько дней шли дожди.
— Хочешь, поедем?
— Хочу, хочу! — радостно вскрикнула Христя.
На следующее утро они выехали. Как счастлива была Христя, когда она снова увидела поля, зеленые всходы, кудрявые леса и села, — все одинаковые и так похожие на ее Марьяновку, что Христя не раз спрашивала: не она ли это?
— Еще далеко до Марьяновки. Надоест трястись, пока доберемся.
Только к концу следующего дня добрались они до Марьяновки, но Христе не пришлось ее увидеть. Утомленная ездой, она уснула и, только когда подъезжали к Веселому Куту, открыла глаза.
— Вот тебе и Кут, — сказал Колесник, указывая на ряд небольших хаток у подножья крутой горы.
— А Марьяновка?
— Проспала…
— Почему ж не разбудил меня? Господи! — сокрушалась Христя.
— Еще увидишь ее. Не за горами. Лучше полюбуйся Веселым Кутом. — И он указал рукой на гору.
Солнце садилось, обливая предзакатным багровым светом барский двор. Дворец возвышался черной громадой, в розовом сумеречном свете внизу белели хатки, пруд казался огненным.
От дворца по обратному скату холма сбегал вниз фруктовый сад, а за ним в долине высился густой лес, казавшийся сейчас почти черным. Вершины его могучих столетних деревьев закрывали горизонт. Извилистая дорога змеей вилась в гору. Уставшие кони шли шагом, а в гору еле тянули коляску. И чем выше они поднимались, тем привлекательней развертывался перед глазами Христи пейзаж. Огненный диск солнца катился по горизонту, разбрасывая вокруг пучки золотисто-багряных лучей; казалось, земля горела, и пламя пожара охватило весь небосклон. Овраги и долины, точно острова, горели среди этого огненного моря, в лиловых водах пруда отражался дворец, гора и вся слобода, а справа темный лес, словно исполин, погружался в надвигавшуюся ночную темень. Из слободы доносились людские голоса, рев скотины, а в лесу запели соловьи. Христя не могла оторвать глаз от этого зрелища. Ей казалось, что она попала в зачарованное царство.
— Как тут красиво! — крикнула она, всплеснув руками. — Стойте, стойте! Я пешком поднимусь.
Выскочив из коляски, она напрямик побежала в гору. Подъем крутой, скользят ноги. Христя хватается за стебли бурьяна, взбирается, как по ступенькам. Из-под ног с шорохом выскользают комья глины… а Христя взбирается все выше и выше, ее красное платье мелькает в потемневшем вечернем воздухе.
— Совсем сдурела от радости, — говорит Колесник, не спускающий с нее глаз.
Когда он въехал на вершину горы, Христя уже стояла там на самом краю зеленой лужайки и оглядывала окрестности.
Солнце совсем закатилось. Только розовый сноп света остался на том месте, где только что скрылся край багрового диска. Розовел небосклон, а на земле уже простерлись вечерние тени. Потемнел и пруд, белые хатки слободы смутно вырисовывались в вечернем сумраке, а вдали чернел лес. Христя слегка вздрогнула от вечерней прохлады.
— Господи! Как хорошо, как красиво! — сказала она, вздохнув, и пошла навстречу Колеснику.
— Уморилась, глупенькая? — спросил тот.
— Нет. От чего? Только сердце сильнее бьется.
— Здравствуйте, батюшка! — послышался старческий голос.
Христя оглянулась и увидела рядом маленькую сгорбленную старушку.
— Здравствуй, Оришка. Ты ли это? — сказал Колесник.