Гулящая

— Хорошо. Только вот что. Зачем вы меня бабусей называете? Какая я вам бабуся? А что я кажусь вам старой, так вы поглядите лучше. — Говоря это, она провела сморщенной рукой по своему лицу. Христю словно кто-то в грудь толкнул или ударил по голове, свет у нее померк в глазах. И кажется ей, будто рядом стоит девочка, лицо с кулачок, и глаза у нее ясные, улыбающиеся. Христя крикнула и видит снова старую Оришку, которая покатывается со смеху.

— А что, видели, какая я бабка? Не зовите ж меня бабусей, а просто Оришкой, как звал покойник-пан.

Христя не заметила, как Оришка ушла, так она испугалась. «О, Господи! Это настоящая ведьма», — подумала она и бросилась закрывать окна и двери. Полная тревоги, она быстро разделась, потушила свечу и легла, укрывшись с головой.

Тихо, темно… И под землей темнее не будет. А Христя еще глубже зарылась в подушки, плотнее закуталась покрывалом. В комнате тепло, а она дрожит словно в лихорадке. Перед глазами вертится огненное колесо, проносятся разноцветные искры. Она еще крепче зажмуривает глаза, а искр становится больше, они так и летят во все стороны. По коже мороз продирает. Слышит она голос Оришки: «А что, будешь меня бабкой называть? Какая я бабка?» Появляется девочка. Христя вот-вот умрет со страху… и просыпается.

По стенам мелькает светлый кружок. Он то опускается вниз, то вскочит на стул, покачается и снова прыгнет на стену: «Что это? Неужели луна взошла? Да, да. Это луна… Надо встать…»

Ей мерещится, что она стоит у окна. Внизу, в долине, чернеет лес. Из-за горы выплывают густые клубы тумана и обволакивают деревья. Испарения подымаются над землей. А лунный рог словно усмехается.

— Ну, ну, — говорит он, — ложись и укройся. Пришло время отдохнуть тебе. Да и мне поглядеть охота. Люди ждут меня не дождутся.

— Кто там ждет тебя ущербленного? — слышится голос снизу.

— Посмотри на дворец. Да и спи спокойно, — отвечает месяц и сразу подпрыгнул вверх на пол-аршина. Всю долину покрыл туман густым пологом. Он приблизился к самому окну, где стояла Христя. Взглянув на дворец, она увидела, что там на самом краю крыши стояло что-то белое и тянулось к луне.

Христя взглянула пристальней: это же баба Оришка. Она, она. В одной рубашке, растрепанная.

— Ну, только скорее иди. Отчего ты сегодня так запоздал? — спрашивает Оришка.

— Да бес их знает, — говорит месяц, снова подскочив выше. — Как начали мяться и раздумывать, пока выпустили. Знают, что ночь коротка, надо всю землю обежать, так нет же — затеяли пир. Сидят — пьют и гуляют.

— Кто ж там такой?

Месяц произнес какие-то диковинные имена, которых Христя никогда не слыхала. Их и выговорить трудно.

— О-о, это известный гуляка! — сказала бабка. — А у нас тоже новости.

— Приехал, значит.

— А ты откуда знаешь?

— По следам видно. Я только высунулся и сразу увидел колеи, а на дворе около хаты столько сена натрушено, конский навоз лежит.

— Приехать-то приехал. Но угадай с кем?

— С женой, — ответил месяц.

— Кабы с женой, никакого б дива не было. А то такую панночку где-то прихватил, что не для него — старика.

— Молодую, пригожую?

— В самом соку.

— Эх, черт побери! Хоть бы одним глазком взглянуть! — крикнул месяц и волчком завертелся. У Христи в глазах зарябило.

— Ну-ну! Я тебе дам! — пригрозила ему бабка скрюченным пальцем. — Все вы, я вижу, повесы. Сегодня я пропела песенку, что не ему с такой кралей водиться. Так где там? Так рассердился, дальше некуда. Испугалась я его! Вот только жену его примчу сюда, так несдобровать ни ему, ни его крале.

— О-о, ты отчаянная! Я тебя знаю по бойне — порезала ты меня там пополам.

— А что же ты еженощно повадился? Вашего брата не сдержи, так вы такое натворите, что хоть со света беги.

— Что ж они и вместе спать легли? — лукаво подмигнув, спросил месяц.

— Нет, врозь.

— Так можно и взглянуть на нее? — лукаво подмигнув, спросил месяц.

— По мне гляди. Только чур, не баловать! А то и другую половину твоей рожи растолку, как перец, в ступе.

Месяц покружился на месте, прыгнул и сразу очутился в окне. В комнате стало так светло, что иголку — и ту видно.

Видит Христя — чьи-то бледные уста с черными усиками тянутся к ее щеке. Чмок!

— Видал! Видал! — крикнул месяц, спрыгнув с окна, и стрелой помчался к бабке.

— А не стерпел-таки! Хоть раз чмокнул, — заворчала старуха, схватила его за рога и спрыгнула с крыши. Затем она пошла скользить над туманом, держась за рога месяца. То стрелой промчится вдоль, то пойдет вприсядку, то нырнет в бездну, то вновь вынырнет, засмеется и пойдет кружить… Волосы ее становятся все длиннее, сорочка розовеет, тело начинает просвечивать, как прозрачная бумага, глаза горят, как искры. Месяц, бледный-бледный, пулей помчался по небосклону и остановился напротив, дрожа как в лихорадке…

Христя вскрикнула и проснулась.

ГЛАВА ПЯТАЯ