Гулящая

— А что там Кылына делает? — спросила она.

— Кылына уже сняла чугуны. Ждет вас, чтобы звать косарей на обед.

— Так идем, идем скорее, — сказала Одарка.

— Может, и тетя Христя с нами пообедает? — спросил Миколка.

— Не знаю, сынок. Если уж не побрезгует кашей.

Христя молча шла позади.

— Мама, попросите ее с нами пообедать… И о лесе скажите… Помните, что отец говорил? — тараторил Миколка.

— Тссс… — остановила его Одарка, и густая краска залила ее лицо.

Христя только взглянула на идущих впереди Одарку и Миколку, и сердце ее наполнилось горечью. Ей казалось, что необыкновенная приветливость Одарки вызвана какими-то другими соображениями, о которых случайно проговорился болтливый Миколка.

Поэтому, как Одарка ни просила и ни уговаривала пообедать с ними, Христя попрощалась и ушла домой.

— А какая пышная тетя Христя, как панночка. Я неправду сказал, что узнал ее, я совсем ее не узнал, — без умолку болтал Миколка, подпрыгивая на одной ноге.

— Уходи, постылый! — сердито крикнула Одарка. — Все знают, какой ты брехун. И болтаешь лишнее. Какое тебе дело до того, что отец говорил? Что я, без твоей помощи, не знаю, что мне говорить… Дурак!

Покрасневшая от злости Одарка стала пробовать кашу.

— Совсем несоленая! Что ж ты, не пробовала? — напустилась она на Кылыну.

— Я же по вкусу солила, — робко оправдывалась девушка.

— Хороший у тебя вкус! Дай соли! — И она насыпала по целой горсти в каждый чугун.

Хотя косари и жаловались, что каша пересолена, но Одарка и ухом не повела. Склонившись над шитьем под тенью липы, она думала: «Ох, уж эти дети! Как ни остерегаешься, они все разболтают…»

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

На третий день Колесник вернулся сердитый и нахмуренный. Дело о потраве он проиграл в суде. «Что это за судья? У вас, говорит, нет ни свидетелей, ни поличного. Зачем все это нужно? Разве я стану врать? Ты же судья — так суди по совести! Я, значит, вру, по-твоему? Ну, ладно, доживем до новых выборов. Пустим тебя, голубчик, вверх тормашками. Кто тебя выбирает? Мужики, думаешь? Дожидайся, пока тебя выберут!» — ворчал он, ругая заодно и судью, и лесника, и слобожан.

На следующее утро Колесник и Христя пили чай в столовой. Снаружи в открытое окно доносился какой-то шум.

— Тут такой нету, — услышали они голос Кирила.

— А мне хозяева велели идти сюда и спросить Христю Притыку.

Услышав, что речь идет о ней, Христя бросилась к окну. У развалин старого замка рядом с Кирилом стоял молодой парень и держал в руке какой-то круглый предмет, завернутый в белый платок.

— Что там такое? — крикнул Колесник.

— Да это паренек из Марьяновки, — ответил Кирило. — Ищет какую-то Христю Притыку. Я говорю, что у нас такой сроду не было, а он одно твердит, что здесь она.

— Ты от кого? — спросил Колесник.

— Да я из Марьяновки, от Карпа Здора.

— Что тебе нужно?

— Мои хозяева прислали Христе сотового меду и наказывали беспременно отдать только ей в руки.

— А ты уже всем разболтала о себе и коммерцию завела! Бери, если твое! — крикнул Колесник и, резко повернувшись, ушел в свою комнату.

Христя наклонилась и взяла узелок.

Руки ее дрожали, и вся она пылала. Кирило на нее смотрел с таким удивленным видом, точно перед ним был выходец с того света.

— С женщинами никогда толку не добьешься! — ворчал Колесник, вернувшийся в столовую. — Нет того, чтобы держать язык за зубами. Хвастаться надо — вот куда мы шагнули! Знай наших! Недаром говорят: волос долгий, а ум короткий. Ну какая тебе польза с того, что ты себя раскрыла? Да Оришка первая наплюет на тебя… — Он не договорил и снова ушел в свою комнату.

Христя сидела точно на горячих угольях. И надо же было Одарке затеять такое! Что, просила она ее? Нужен ей этот мед?

— Посуду опорожните? — спросил хлопец.

— У вас чистая мисочка есть, бабуся? — сказала Христя.

— Зачем?

— Да соты выложить.

— Так бы и сказали. А то про мисочку спрашивает. У нас не так, как у других, что иной раз и ложки в доме нету. Давайте! — и своими корявыми руками она почти вырвала узелок из рук Христи.

— От кого это? Ну и соты! — сказала она уже ласковее, увидя три больших пласта липового меда.

Христя молчала, думая: «Хоть бы скорее она отпустила парня». Он казался ей сейчас живым укором.

Между тем Оришка не спешила. Христя терпеливо ждала.

— Чего вы ждете? Я сама принесу, — гаркнула Оришка, перекладывая последний кусок.

Христя схватила тарелку, платок и помчалась в комнату.

— Постойте! — крикнула Оришка. — Там еще мед остался. Надо же вымыть! Зачем такая спешка! — Войдя в комнату, она забрала тарелку и ушла в кухню.

Христя тяжело вздохнула.

Упреки Колесника еще звучали в ее ушах, а тут еще Оришка ворчит.

Христя открыла свой сундучок и начала в нем рыться. В это время вернулась Оришка, неся в одной руке миску с медом, а в другой — опорожненную посуду.

— Нате вам, а то еще скажете, что я украла. Стара уж я для этого, — сказала она обиженно и тотчас же ушла в сени.

Христя вся затряслась, но решила сдержаться. Она отдала хлопцу посуду, сунув ему в руку монету.

Хлопец низко поклонился, поблагодарил и ушел со двора.