Гулящая

— А если не продаете, то простите, что беспокоил. Прощайте! — произнес он, улыбнувшись, и ушел, помахивая кнутом.

Колесник сердито смотрел ему вслед. Казалось, он готов был броситься на заезжего купца. А тот шел, не озираясь, и вскоре скрылся за развалинами замка.

Немного спустя на дороге показался гнедой конь, запряженный в зеленый возок. На передке сидел возница в соломенной шляпе, а позади знакомый купец в кафтане. Колесник узнал в вознице паренька, который утром приносил мед. Сейчас он вез хозяина на сенокос.

«Теперь понятно, откуда этот мед! Задобрить думали. Мужик, говорят, глупее вороны, а хитрее черта!» — подумал Колесник, все более раздражаясь. Гнев клокотал в его груди. Словно черные вороны, напавшие на добычу, терзали его голову мрачные мысли, предвещая грядущие беды.

«Вот о чем речь идет. Мое добро им поперек горла стало. Мешает. Хотят меня обойти, завладеть моим имуществом. И Христя с ними заодно… Я ее приютил, вытянул из ямы, в которой она была. И вот так она меня благодарит за это! Спасибо! Спасибо! Не ждал я от тебя, Христя! То-то ты в Марьяновку ездишь, то-то болтаешь всюду. Подожди же, голубушка. И на тебя у меня найдется узда. Тут тебе тихо и спокойно. А вот когда вместо тонкого полотна на тебе будет рядно, вместо шелковых платьев — рваная рубаха прикроет твою наготу… цвелый сухарь, а не булка, застрянет у тебя в горле, ты поймешь, что я для тебя сделал. Придешь ко мне опять, в ногах будешь валяться, как собака заскулишь… Вон! Вон из моего дома, шлюха!.. А где он, мой двор, мое добро? Веселый Кут, эти поля и леса — разве это не мое? Небольшой клочок земли в городе и домик на этом клочке — вот и все мое добро. Да и там живет враг… И это все… Все деньги, на которые надо было строить мосты и гати, пошли сюда. Все их слопал этот Кут, как прорва. Все куплено на чужие деньги… но ведь придется их когда-нибудь отдать. Когда же?»

Колесник схватился руками за голову и, сам не свой, забегал по саду. Разве никто об этом не знает? Все знают. В прошлом году чуть не свалилась на него беда. Он ждал, что Лошаков доконает его… Христя вывезла, она помогла. «Христя… ох! Неужели и ты против меня? Хоть и гулящая ты, но для меня дороже всех…»

— Нет, нет, — сказал он вслух и торопливо пошел в дом.

— Собирайся, поедем в город! — крикнул Колесник.

Христя испуганно вскочила, глядя на него заспанными глазами. Рыданья и все пережитое утомили ее, и она уснула.

— Что глаза таращишь? Собирайся, говорю, в город поедем.

— В какой город?

— Какой? Губернский. Надышались мы тут вольным воздухом, хватит.

Христя наконец поняла, и радость блеснула в ее глазах.

— Когда ж ехать? Сейчас?

— Завтра или послезавтра…

— Мне собираться недолго: платье сложила, запаковала, и все. Слава Богу! Хоть бы скорее!

Колесник глядел на нее и не верил своим глазам: Христя сияла от радости.

«Разве она обрадовалась бы, если бы имела что-нибудь против меня? — думал Колесник. И мысли его приняли другое направление. — А может, ее обдуривают?»

— Слушай! — окликнул он Христю, которая уже принялась снимать платья с вешалки.

— Что?

— Скажи мне правду: ты знаешь, почему тебе Здор меду прислал?

Христя только пожала плечами.

— Откуда мне знать? Вчера я видела его жену. Она хвасталась, что разбогатела, что пасека у них. Может, по старой дружбе и прислала мед.

— Так… А сегодня Здор приехал лес покупать.

— Вот как! Теперь я понимаю, почему Одарка рассердилась, когда ее сынок намекнул, чтобы она не забыла мне сказать про лес, как отец ей наказывал.

— Значит, они хотели с твоей помощью дело обделать, да не удалось.

— А я при чем тут? Разве это мой лес?

— Поди ж ты! Вот чертовщина! — крикнул Колесник и, почесав затылок, ушел.

Христя заметила, что Колесник чем-то расстроен. Немного погодя она побежала к нему в комнату.

— Чем озабочена твоя головушка? — спросила она ласково.

Колесник повернулся к ней. Перед ним стояла прежняя Христя, с розовым лицом, сверкающими черными глазами, такая привлекательная и желанная.

— Ох, Христя! — сказал он. — Если б ты знала, как мне тяжело, будто сто гадюк впились в сердце.

— Что случилось?

— Эх! — махнул рукой Колесник. — Это имение, черт бы его побрал, не дает мне покоя! И зачем я его купил? Чувствую, что не уйти мне от беды. Вот осень придет, съезд будет.

— Какая же беда?

— В тюрьму посадят, в Сибирь сошлют.

— За что?

Колесник, не расслышав ее вопроса, продолжал:

— И никто про меня не скажет доброго слова. Все будут обвинять.

— Вот и не угадал. Не все. А я?

— Спасибо тебе, ты, может, одна и добра ко мне. Но разве ты станешь рядом со мной, когда меня поведут на позорище? И ты отречешься от меня, как другие.

— Я буду молиться за тебя. Может, молитву мою Бог услышит и помилует тебя.

— Поздно. Все против меня.

— Ты сам так ведешь дела, что люди становятся твоими врагами.

— Как?

— Вот слобожан обидел, а если бы ты этого не делал, они были бы за тебя.

— Ну, кто они такие?

— Люди. Хоть добрым словом помянули бы.

Колесник болезненно усмехнулся.

— Что же мне делать?

— Прости им тот долг, что за ними остался. Верни пруд, огороды. И они будут молиться за тебя.