Гулящая

Поставив свечу на ночной столик у изголовья, он лег на спину и мрачным взглядом окинул комнату. По стенам, оклеенным темными обоями, по глухим углам скользили тени, только белый потолок поблескивал, озаряя комнату бледно-желтым отсветом. В желтоватом полумраке на темных стенах притаились его смятенные мысли. Они сбились толпой в темных углах; и оттуда таинственно глядели на него образы далекого прошлого. Вот его отец, высокий круглолицый мясник, перед которым с низким поклоном ломают шапки все городские мещане. А вот и мать, низенькая приземистая торговка, говорунья, трещотка, болтает как сорока, и все с присловьями да с поговорками, которых у нее в голове был целый ворох на все случаи жизни. Уж если что-нибудь Петро Колесник сочинит, никто лучше его не придумает, ну, а толстую Василину послушать - так и паны не раз останавливались посреди базара, дивясь, откуда у нее и слова-то такие берутся, и думая про себя: "Ну и башковитая баба". Пара была на удивление! И умные, и живут-то в согласии, и сына единственного добру учат не дома, а в училище, где учатся панские дети. "Дома баловаться станет, а к своему ремеслу еще рано приучать",говаривал отец. "И правда, кто за ним дома присмотрит,- ты - на бойне, я на базаре",- прибавляла мать. Чуть не с той поры, как стал ползунком, он рос один, без присмотра. Не баюкала его ночью с нежностью мать, не будила по утрам материнской лаской, "Матери дома нет, матери некогда",- только и слышал он от кухарки, которая была ему и за няньку. А отец? Отец больше покрикивал на него. Ему и сейчас страшно вспомнить свое детство. Казалось, у отца и матери не было сердца в груди, они не знали ласковых слов. У него - бойня, у нее - базар, вот и все. Он только слышал жалобы отца на низкую таксу да рассказы матери про торговлю. А люди смотрели на них с завистью и говорили: "Вот кто наживается, богатеет". Смолоду он видел оборотную сторону жизни, всю эту будничную суету стяжателей, и от этого у него не проснулось сочувствие к людям, а пробудились только зависть и недоверие к ним.