Гулящая

Прошла неделя. За эту неделю только и разговору было в городе что про Колесника. Все открылось: и какие были заведены в земстве порядки, и сколько денег прошло через руки Колесника, и какие расходы оправданы, какие нет. На съезде поднялся такой тарарам, такая буря - свету божьего не видно! "Что это мы только разговоры разговариваем? Кто вернет украденные деньги, кто возместит убытки?" - спросил Лошаков. "Управа!" - кричали одни. "Тот, кто плохо смотрел за общественным добром",- прибавляли другие. "Всех под суд!" - кричали третьи. Председатель и члены ходили бледные, как тень. "Вот в чужом пиру похмелье! Вот беда! Да чем же мы виноваты? - оправдывались они.- Кто выбирал плутов да проходимцев? Говорили ведь тогда: зачем пускать мужика на такое важное место! Не хватает только, чтобы стали выбирать волостных писарей!" Три дня шли споры да перекоры. На четвертый день председатель доложил, что Колесник купил на свое имя большое имение. Не лучше ли просить власти наложить арест на его имущество? Все вздохнули с облегчением. Слава богу! нашли способ развязать этот проклятый узел. "Просить, просить!" - закричали все в один голос. Но в эту минуту председателя вызвали. На его имя от властей пришла важная бумага. Что такое? Уж не новая ли напасть? Через некоторое время председатель вернулся веселый с бумагой в руках. "Господа! Радость! Большая радость!" - "Что такое?" - Губернатор прислал духовное завещание покойного. Веселый Кут, на покупку которого Колесник взял двадцать тысяч земских денег, он передает земству".- "Ура!" - крикнул кто-то. "Ура!" - поддержали другие. "А знаете, он был честный человек! Разве другой поступил бы так? Никогда! Дурак он только! Признался бы во всем, сказал бы нам: берите мое добро. И мы бы простили ему, мало того, на месте оставили бы срок дослужить. А то ни за грош пропал человек! Жаль!" - и все заговорили о злой людской участи. "Что такое человеческая жизнь? Прах и суета! Бьется человек, бьется,- вот-вот выскочит, вылезет на берег, и вдруг на тебе! Споткнулся - и повис в петле. Человек - яко трава, дни его - яко цвет сельный!" - проговорил Рубец. Это так понравилось всему съезду, что Рубца предложили избрать вместо Колесника. "Единогласно!" - раздалось со всех сторон. Но тут поднялся один из казачьих гласных в серой свитке. "Нет, мы не хотим единогласно,- сказал он.- Мы знаем, как пан Рубец бегал по панам и кланялся всем им в ноги, чтобы его выбрали. Мы знаем пана Рубца как прежнего секретаря думы, а на это место нужен человек, который знал бы толк в хозяйстве".

- Так, может быть, желаете баллотироваться? - спросил, вставая, Лошаков и прибавил со злобной улыбкой: - Мы рады будем и вас избрать. Был же Колесник, а теперь вы будете.

- Я не добиваюсь панских милостей,- ответила серая свитка,- а прошу только делать по закону.

- Ну, что ж, баллотировать так баллотировать! - сказал Лошаков, глядя на часы.- Пора ведь и обедать.

Бросили шары и выбрали Рубца семьюдесятью пятью голосами против пятидесяти.

- Ну что, вы удовлетворены? - спросил Лошаков у серой свитки, выходя из собрания.- Ведь вы знали, что изберут Рубца. Не все ли равно баллотировкой или единогласно!

- Знал. Но не знал, сколько панов из числа тех, что кричали "единогласно", сами хотели бы сесть на место Колесника. А теперь вот узнал. Нас, мужиков, всего три человека, а черных шаров навалили пятьдесят. Вот тебе и единогласно!

Лошаков сердито поглядел на серую свитку и, ничего не сказав, прошел дальше.

А вечером у Лошакова на разъездном банкете держали совет, как сделать, чтобы мужиков в земстве стало наполовину меньше.

- Помилуйте! На губернском съезде такое кричат, а на уездных - просто их царство. Председателями, членами выбирают своих... Разве мало нашего брата, бедняка, который с малых лет тянул чиновничью лямку?

- Да, об этом нужно будет подумать,- сказал Лошаков.

- Постарайтесь. А мы, знаете что? На что нам нужен этот Кут? Заплатите двадцать тысяч, да и возьмите его себе, он больше стоит.

Лошаков на это ничего не сказал, а только, кланяясь всем, повторял: "Постараюсь, постараюсь!"

Кое-что из их разговоров дошло и до Христи. Пьяный Кныш так, между прочим, рассказывал ей понемножку, что творится в городе, какие идут разговоры. Она слушала все это зевая. Какое ей дело до этого земства?

Она знает одно: паны дерутся, а у мужиков чубы будут болеть! Она только спросила, останется ли Кирило управлять Кутом и будут ли слобожане владеть огородами и прудом.

- Какой Кирило? Какие слобожане? - спросил Кныш. Она рассказала о своей жизни в Куте.

- Ну, навряд,- сказал он.

- Что же они сделают с Кутом?

- Продадут, и все.

Христе стало жаль и Колесника, и Кирила, и слобожан. Она и сама немало потрудилась, пока довела дело до мировой. И вот теперь все ее труды пропали даром.

Чтобы не кипела в сердце досада, она за обедом наклюкалась и легла спать.

Вечером Кныш принес другую новость.

- А знаешь, кого выбрали на место Колесника?

- Кого?

- Земляка, Рубца!

- Рубца! - воскликнула Христя.- Я у него когда-то служила.

Только теперь вспомнил Кныш, где он ее раньше видел.