Пока они шутя перебранивались, Христя принесла воду.
- Неси сюда, Христя,- махнув на Марью рукой, сказал паныч, показывая на свою комнату.- Сюда, сюда... Ты еще не была в моей комнате?
Христя вошла вслед за ним. Большая комната в четыре окна; слева, у глухой стены, неубранная кровать, вся как сетка, из тонких железных прутьев; за нею у окна - стол; на столе всякие поделки из дерева, глины, камня. Тут обнимались голые люди, щерили зубы собаки, сверкали глазами кошки; по обе стороны стола на круглых тумбах стояли две темные человеческие фигуры: одна - в шапке и кожухе - настоящий мужик, другая без шапки, носатая, длинные кудри спускаются вдоль щек. По стенам - картин, картин - глаза разбегаются! В простенке черный блестящий шкаф, на нем большеголовый человек оперся на саблю, а из-за него вытягивает шею орел с распростертыми крыльями... Христя первый раз в жизни видела такие чудеса.
- Возьми, Христина, вон ту табуретку,- распорядился паныч,- и поставь посреди комнаты, а там вон, под кроватью, таз; поставь его на табуретку и поливай мне на руки.
Христя стала лить воду ему на руки, которые прямо светились на солнце. "И что там мыть?" - подумала Христя, глядя, как паныч намыливает душистым мылом и без того нежные и белые руки. Марья, приоткрыв дверь, просунула голову.
- Ишь - затворились... Смотрите, как бы греха не вышло,- улыбаясь, говорит Марья.
- А ты за нами подсматриваешь, старая карга?.. Не такие мы люди с Христиной. Правда ведь? - И он ласково заглянул Христе в лицо своими блестящими карими глазами.
- А какие же вы? - спрашивает Марья.
- Мы - праведные. Верно, Христя?
- Умывайтесь, а то я уйду,- застенчиво ответила Христя.
- Ишь ты какая!..- сказал паныч и подставил руки.
- Это она еще не обтерлась: снова ситце на колочке нависится! А оботрется...- хохочет Марья.
Христя то покраснеет, то побледнеет, даже слезы выступают у нее на глазах. "Ну, и бесстыдница эта Марья: невесть что болтает!" - думает она.
- Не смущай девушку, не смущай! - ответил паныч, кончая умываться.
Христя поскорее схватила таз с водой и выбежала в кухню. Марья зашла в комнату к панычу. И Христя слышит, как болтает и хохочет еще недавно грустная и сердитая Марья.
- О-о! там у нее такая...- со смехом говорит она.
- Постарались отец с матерью,- прибавил паныч.
Марья так и покатилась со смеху... Христя не поймет, о чем они говорят, она только догадывается, что речь идет о ней. Досада взяла ее. "Дураку все смех на уме!" - думает она.
Христя давно уже вытерла таз, но не хотела нести его в комнату, где стоит паныч, где смеется Марья. Она отнесла его только тогда, когда паныч, одевшись, пошел в комнаты пить чай.
- Ах, какой паныч! Ах, какой хороший человек! Только и отведешь душу, когда он дома,- со вздохом сказала Марья. Христя только головой покачала, не зная, что и думать про Марью. Она кинулась прибирать комнату паныча.
Когда хозяин с панычом ушли из дому, начались обычные хлопоты по хозяйству. На Марью опять накатило. Унылая, сердитая, она по десять раз принималась за одно и то же дело и, не кончив, бросала его. Все было не по ней, все ей мешало!
- Долго ты будешь возиться с этим борщом? - крикнула Пистина Ивановна и принялась сама крошить овощи, резать мясо.
Марья ходила, как сова, насупясь, молча гремела ухватами, мисками, горшками. Хозяйка тоже сердилась, и Христя не знала, как к ним приступиться, чтобы не навлечь на себя их гнев. Каким тихим и радостным был для нее вчерашний день, таким шумным и мрачным оказался нынешний. Как назло и дети не поделили игрушек и подняли крик, рев.
- Маринка! Чего ты плачешь? - кричала из кухни хозяйка.- Поди займи их,- велела она Христе.
Маленькую девочку Маринку, ревевшую на весь дом, Христя взяла на руки, носила, успокаивала, стучала пальцами по стеклу - ничто не помогало. Маринка билась у нее в руках, царапалась, рвалась к матери в кухню.
- Не пускай ее сюда! - крикнула хозяйка.
Насилу Христя успокоила Маринку, усадив ее на ковре играть в куклы, а тут Ивась расходился - веди его купаться.
- Нельзя, мама не велит,- уговаривала его Христя.
- Купаться!- орал Ивась, пока не вбежала красная как рак Пистина Ивановна и не отшлепала его. Ивась поднял рев.
- Стыдно, такой большой, а ревет,- уговаривала его Христя.- Вот поглядите, как Маринка хорошо играет. Вот пай-барышня!
- Пай!..- ответила Маринка, поблескивая глазами, и, схватив в объятия куклу с себя ростом, начала ее баюкать.
Ивась, весь красный, прыгнул, как кошка, к Маринке на ковер и одним махом расшвырял по полу всех кукол. Маринка снова завизжала, а Ивась отошел к столу и стал ее передразнивать.
- Долго вы будете тут шуметь? - крикнула хозяйка, выглянув из кухни.
- Вон она... ругается,- ответил Ивась, показывая на Христю.
Христя обмерла: что, если хозяйка в самом деле поверит? Какой нехороший мальчик!
Насилу Христя угомонила Ивася, насилу помирила его с Маринкой; когда они заигрались, она даже немного отдохнула. Потом, когда обед был готов, надо было накрывать на стол. Пришли хозяин и паныч - обед подавай, за столом прислуживай: то прими, то подай, то перемой, это перетри.