- Черт бы их драл! - крикнула она, как только Христя показалась на пороге.- У нас все не так, как у людей: сходят на базар, на два-три дня купят, и готово дело. А у нас что ни день таскайся. На грош луку купить тащись!.. И сегодня тащись, и завтра плетись... У других - раз ты кухарка, так ты сама и на базар и все; а у нас - иди следом за ним, как дурочка, волоки, что ему угодно было купить... Чертовы скареды! Боятся, видишь ли, чтоб не украла! - трещала Марья, повязывая голову старым платком.
Хозяин скоро появился одетый и, не говоря ни слова, вышел из дому. Марья, схватив корзину, побежала за ним.
"Что это Марья такая сердитая? Что с ней?" - думала Христя, оставшись одна в мертвой тишине. Самовар пел грустную, заунывную песенку, и песенка эта мучительной болью отзывалась в сердце Христи.
Хозяйка встала не скоро, за нею поднялись дети. Надо всем подать умыться, одеть детей, постлать кровати, убрать в комнатах. Христя металась как угорелая.
- Подавай самовар, пан скоро придет с базара,- приказала Пистина Ивановна.
Христя бросилась в кухню, а тут и Марья пришла. Бледная, вся в поту, она принесла и мяса, и кур, и всякой зелени - полную корзину, принесла - да как швырнет на пол!
- Руки оттянешь, такая тяжесть! Небось тележку не наймет; взвалит, как на лошадь,- вези! Прямо руки затекли - крикнула она и стала размахивать руками.
Христя поскорее схватила самовар и понесла в комнаты.
- Вымой стаканы,- велела хозяйка.
Пока Христя перемывала чайную посуду, пришел и хозяин, стал рассказывать жене, чего и почем купил на баре.
- Ты сегодня смотри за Марьей,- она где-то была. Ходит по базару и носом клюет,- прибавил он. Хозяйка только вздохнула.
Христя вышла в кухню. Марья сидела у стола, спиной к комнатам, и, уставившись глазами в окно, нехотя жевала корку хлеба. Видно было, что она о чем-то думает, о чем-то грустит... Христя боялась заговорить с нею. Было тихо и тоскливо, хотя солнце так весело светило в кухне: золотые снопы солнечных лучей пронизывали стекла высоких окон, яркие блики скользили по полу. И вдруг...
- Что это Марья Ивановна так призадумалась? - раздался за спиной у Христи тихий голос, так что она даже вздрогнула. Глядь! - в дверях кухни стоит паныч. Шевелюра и борода у него спутаны, глаза заспанные, белая вышитая сорочка расстегнута, и грудь из-под нее выглядывает, нежнее розового лепестка.
- Призадумаешься, когда рук не слышишь! - сурово ответила Марья.
- Отчего же это?
- Вон какой воз на себе тащила! - показала Марья на корзину.
- Бедная головушка! И никто не помог? Не нашлось никого? - сверкая глазами, спрашивает паныч.
Марья искоса взглянула на него и покачала головой.
- Да ну вас! - со вздохом ответила она.- Без шуточек не можете.
- О, вот вы уже и рассердились, Марья Ивановна. А я хотел попросить вас дать мне умыться.
- Вон кого попросите! - кивнула она головой на Христю.
- А это что за птичка вечерняя? - спрашивает он, уставившись глазами на Христю. Христя вся вспыхнула... "Это он вечерней называет потому, что я вчера заговорила с ним",- подумала она и еще больше покраснела.
- Девушка! Не видали? - ответила Марья.
- В первый раз вижу... Откуда такая пугливая горлинка?
Христя чувствует, что у нее не только лицо, вся голова горит, пылает.
- А что, хороша? - спрашивает, улыбаясь, Марья и еще больше раззадоривает его.
Паныч подбоченился и впился глазами в Христю.
- Что, уже влюбились? - смеется Марья.
- Да, уже влюбился. А ты как думаешь?
Христя так обрадовалась, что ее позвали в комнаты, стрелой помчалась!.. Вбежала в комнату, слушает, что хозяйка приказывает, а слышит - его голос, смотрит в землю - а видит его ясные глаза.
- Григорий Петрович встал? - спрашивает хозяйка.
- Не знаю... Там какой-то паныч в кухне,- ответила Христя, догадавшись, что речь идет о квартиранте.
- Это он и есть. Зови его чай пить.
Христя снова вошла в кухню, а он стоит, шутит с Марьей, и Марья развеселилась: смеется, болтает.
- Паны просят чай пить,- смутившись, сказала Христя.
- Хорошо, горлинка, хорошо. Дай же мне умыться, Марья!
- С какой стати? - крикнула Марья.- Раз она вам понравилась, так пусть и дает.
- Фю! Ты же моя старая служанка.
- Мало ли чего, старая? Старые теперь забываются, на молоденьких заглядываются.
Паныч покачал головой.
- Ну, какой от тебя толк, старая кочерга? Девушка! - крикнул он.Скажи свое крестное имя!
Марья засмеялась, а Христя молчит.
- Как тебя зовут? - снова спрашивает он.
- Не говори-и! - крикнула Марья, но Христя уже сказала.
- Христина,- протянул он.- А отца?
Христя молчит.
- Как отца зовут, спрашиваю?
Христя улыбнулась и ответила:
- Батька.
- Христина батьковна? А?
Марья еще громче рассмеялась, а за ней и Христя.
- Так вот послушай, Христина батьковна,- шутит паныч.- Будь отныне моею служаночкой и дай мне, пожалуйста, умыться... Шабаш, Марья Ивановна! Вас теперь побоку.
- Не очень, не очень! - покачав головой, ответила та.- Как бы снова не пришлось старым поклониться.
- Нет уж, этого не будет.
- Не будет приблуды, а хорошо будет,- затараторила Марья.
- Как, как? Что ты сказала?
- То, что слышали...