Читаем Гулистан полностью

Сидел бы здесь судья, он стал бы хлопать сам:Подвыпив, мухтасиб простил бы пьяный гам.

И вот однажды ночью я попал в общество веселых друзей и там увидал одного певца.

Изломанный смычок терзал людей сердца: Вопил он, будто смерть оплакивал отца.

Товарищи мои то затыкали пальцами уши, чтобы не слышать его голоса, то прикладывали палец к губам, прося его умолкнуть.

Люди уповают пеньем душу усладить,Ты же только будь безмолвен — я молю тебя!*От музыки твоей людей бросает в дрожь,Все только ждут, когда, умолкнув, ты уйдешь.*Едва завел напев он дикий свой,К хозяину я подошел с мольбой:«Налей же мне скорее в уши ртутьИль дверь открой, чтоб мог я ускользнуть!»

Но я все же остался там из уважения к товарищам и в муках провел всю ночь до утра.

Слишком поздно призывает нас к молитве муэдзин —Он не ведает, насколько эта ночь была длинна.Пусть у век моих он спросит, как тянулась эта ночь, —Ведь они на миг короткий в эту ночь не знали сна!

Поутру, в знак благодарности, я снял с головы тюрбан, вынул из-за пояса динар и, преподнеся его музыканту в дар, обнял его и долго благодарил. Друзья, заметив мою признательность, сочли, что она неестественна, и приписали мое поведение приступу умопомрачения. А один из них, предавшись бранчливости, даже начал порицать меня:

— Поступок, совершенный тобой, несовместим с нравами благоразумных людей. Безбожно отдавать одеяние шейхов такому певцу, который во всю жизнь не держал дирхема в руках и на чей бубен никто не положил даже куразы.

Пусть он бежит отсюда что есть сил —Ведь дважды ни к кому он не входил.Когда раздался этот мерзкий голос,Встал дыбом у людей последний волос.И даже куры улетели прочь,Не в силах отвращенья превозмочь.

Я молвил ему:

— Лучше закрой свой скверный рот, ибо этот человек мне чудесную силу свою почувствовать дает!

Мой друг спросил:

— Тогда объясни мне его достоинства, чтобы я тоже выразил ему признательность и попросил прощения за свои насмешки над ним!

— Дело в том, — ответил я, — что мой достославный наставник неоднократно приказывал мне оставить музыку и красноречиво увещевал меня, но я не внимал ему. И вот счастливая судьба и удачный случай привели меня сегодня в это место, чтобы я благодаря этому певцу раскаялся и весь остаток жизни не слушал музыки и не подходил к обществу веселых друзей.

Приятный голос восхищает нас,Поет ли человек, иль говорит.Но хорасанский иль хиджазский лад В устах бездарных вряд ли восхитит.РАССКАЗ 20

Спросили у Лукмана:

— У кого ты научился правилам приличия?

Молвил он:

— У невоспитанных, ибо я воздерживался обычно делать то, что в их поступках было, по-моему, неприлично.

Не можешь и двух слов ты в шутку произнесть, Чтобы из них мудрец не мог извлечь урок.Из книги мудрости пускай прочтут сто глав — Невежде все они — для шуточек предлог.РАССКАЗ 21

Рассказывают про одного отшельника, что каждую ночь он поглощал десять манов всякой еды во имя Творца и до утра перечитывал Коран с начала до конца.

Некий благочестивый муж, услыхав об этом, сказал:

— Если бы ты ел только полхлебца и спал, ты был бы более праведным, чем теперь!

Оставь в своем нутре один хоть уголок,Чтоб мог туда пройти луч истины живой.Нет места мудрости в тебе лишь потому,Что ты вплоть до ноздрей набит одной едой!РАССКАЗ 22

Божественное милосердие ниспослало некоему человеку, погрязшему в грехах, светлую благодать, так что он в круг людей праведных вернулся опять. Благодаря общению с дервишами, славными своими похвальными деяниями и чистотою души, благородные свойства заменили порочные наклонности его нрава, и он укоротил руки своих чувственных влечений. Однако сплетники все еще продолжали злословить о нем, заявляя, что он такой, как и прежде, а его воздержанность и благочестие не заслуживают доверия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное