Гулистан

Помню, как в дни молодости моей далекой, проходя по улице одиноко, я увидел прекрасное лицо. Это было в месяце тамузе, когда жара сушила рот, а знойный самум кипятил мозг в костях. В силу человеческой слабости я не выдержал солнечного зноя и прибегнул к защите тени какой-то стены, надеясь, что кто-нибудь мне холодной воды принесет и от жара тамуза спасет. Вдруг в темных сенях дома засияла заря — появилась красавица, прелесть которой не в состоянии описать самый красноречивый язык. Казалось, будто наступило утро после темной ночи, или будто живая вода вышла из зулмата. В руках у нее была чаша со снеговой водой, в которую был насыпан сахар и добавлено молоко. Не знаю, был ли этот напиток розовой водой, или в него упало несколько капель с розы ее лица. Одним словом, я взял этот усладительный напиток из ее прелестных рук, выпил его и как будто начал заново жизнь.

Наполнено такою жаждой измученное сердце,
Что и потоки вод прозрачных ее не утолят.

*

Того, кто каждый день видаться с нею может,
Поистине ведет счастливая звезда;

Кто опьянен вином — тот в полночь отрезвится,
Кто кравчим опьянен — в день Страшного суда.

РАССКАЗ 17

Однажды Мухаммед Хорезм-шах, да помилует его Бог, ради какой-то выгоды заключил мир с хатайцами. Вскоре после этого вошел я как-то в кашгарскую соборную мечеть и увидел мальчика, необычайно обаятельного, беспредельно привлекательного, так что относительно ему подобных говорят:

Чья-то мудрость тебя чаровать, похищать все сердца научила,
Разным прихотям, хитрым словам без конца научила.

Я красавца такого и полного стольких достоинств чудесных
Не встречал никогда — может, пери тебя, молодца, научила?

В руках он держал «Введение в синтаксис» Замахшари и читал:

— «Зейд ударил Амра» — действие глагола переходит на Амра.

— Ну, сынок, беда, — воскликнул я, — Хорезм и Хатай помирились, а у Зейда и Амра все еще продолжается вражда!

Он рассмеялся и спросил, откуда я родом.

— Из земли ширазской, — ответил я.

— Что ты знаешь из стихов Саади? — спросил он.

Я ответил:

Грамматика я встретил — он на меня напал,
Вот так в примере книжном напал на Амра Зейд.

*

Подол свой по мне он влачит, головы не подъемля, —
А может ли выпрямить стан, кто подол свой влачит?

Он на некоторое время погрузился в раздумье и затем молвил:

— В этом уголке известны по большей части его стихи на персидском языке; если ты прочтешь что-нибудь из них, это будет более доступно моему пониманию. «Говори с людьми в соответствии с их разумом!»

Я ответил:

Когда зашел к грамматике ты в лес,
Терпенья след в душе моей исчез...

Для наших душ волшебник ты великий,
Но Зейд и Амр твоей души владыки.

Утром, когда было решено отправиться в путь, ему сообщили: «Гляди, такой-то, мол, и есть Саади». Он прибежал ко мне, приласкался и выразил сожаление:

— Почему же ты столько времени не говорил, что это ты, тогда бы я приготовился, чтобы почтить твой приезд, как подобает чтить великих мужей!

Я ответил:

— В твоем присутствии я не мог даже слова промолвить о том, что это — я!

— А что будет, если ты некоторое время отдохнешь в этом краю, чтобы мы могли получить пользу, служа тебе? — спросил он.

Я ответил:

— Я не могу исполнить твое желание в силу следующего рассказа:

Я к мудрецу пришел на горный склон.
Пещера — вот что взял от мира он.

«Что в город не пойдешь? — спросил его я, —
Забот там меньше, больше там покоя...»

«Там периликих много, — молвил он,—
Где много грязи, вязнет даже слон».

Когда я так сказал, мы поцеловали друг друга в голову и лицо и простились:

Что пользы мне с того, что я
Целую друга милый лик,

Когда проститься должен я
Сейчас же, в тот же самый миг?

Взгляни на яблоко — оно
Прощалось с милыми, рыдая:

Одна щека его красна,
И, вся в слезах, желта другая.

*