Гулистан

— На красоту Лейли нужно взирать глазами Меджнуна, чтобы ты мог понять тайну блаженства, которое дает ее лицезрение!

Повесть о душе прекрасной — ту, что слух ласкает мой, —
Если б горлинка слыхала, — зарыдала бы со мной.

*

Скажите тем, друзья мои, кто и покоен и здоров:
«Как сердце, полное любви, трепещет, знать вам не дано».

*

Как ноют раны и горят, узнает ли когда здоровый?
Лишь тем свою открою боль, кто в муке корчится суровой.

Зачем ты стал бы об осе рассказывать, мой друг, тому,
Кто никогда не испытал осиного укуса злого?

Пока ты сам, подобно нам, не очутился в тупике,
Ты просто сказкою сочтешь о нас рассказанное слово.

Мое ты горе никогда с другими сравнивать не смей —
У них в руках, ты видишь, соль; я — ранен, повторяю снова.

РАССКАЗ 20

Рассказывают, что хамаданский судья был очарован сыном одного кузнеца и подкова его сердца была раскалена на огне страсти. Долго мучился судья, всюду разыскивал и преследовал юношу, страстью томим, подстерегая его и гоняясь за ним. При этом он так говорил о своем положении:

Внезапно стройный кипарис предстал передо мной.
Схвативши сердце, бросил я его своей рукой.

Его глаза влекут сердца в силок, отняв покой.
Не хочешь сердце отдавать — тогда глаза закрой.

Слышал я, что тот человек молодой встретился как-то раз на дороге с судьей. О страданиях судьи он был кем-то уже осведомлен и был неописуемо оскорблен. Юноша обругал судью, всячески поносил его, замахнулся на него камнем. Не осталось такого оскорбления, которого он не нанес бы судье. Судья сказал одному из почтенных ученых, шедшему вместе с ним:

Взгляни, как прихотлив любимый и каковы его повадки!
Нахмурил брови он — какие на лбу пленительные складки!

В арабских странах говорят: «Удары от любимых — это сушеные финики!»

Пускай от рук твоих удар сулил мне рок —
Твои удары мне вкусней, чем свой пирог.

Как сладок гнев его, любое порицанье —
В нем слышу милость я, любви благоуханье.

Оскомину набьет незрелый виноград,
Но погоди — созрев, он много даст услад.

Сказав это, судья вернулся и воссел на свое судейское кресло. Несколько вельмож, его собратьев, служивших в подвластном ему управлении, поцеловав в знак почтения прах перед ним, молвили:

— С твоего позволенья мы скажем одно слово относительно тебя, хотя это не допускается приличием и мудрецы говорят:

Не в каждом сужденье отыщется прок,
Судить о пороках вельможи — порок.

Но так как благодеяния твоей милости постоянно сопутствовали жизни твоих рабов, то, если мы не сообщим тебе то, что мы считаем за благо, это будет подобно преступлению. Благой путь в том, чтобы не позволить этому юноше добиться над тобою власти и запутать тебя в сети страсти, и в том, чтобы свернуть ковер твоего вожделения; ведь должность судьи — сан высокий, и ты не должен пятнать его скверными поступками! Ты видишь пред собой друзей, не презирай же их речей!

Кто бесчестною жизнью известен, на подлости лих,
Разве станет когда сожалеть о бесчестье других?

Пусть полвека носил человек свое честное имя —
Вмиг бесчестный затопчет всю славу ногами своими.

Судье от души понравился совет друзей. Но, похвалив своих собратьев за их благородные рассуждения, он молвил:

— Наставления дорогих друзей, стремящихся к благому исходу моих дел, совершенно справедливы, и я не могу им возражать. Однако:

Порицайте меня — и за то вам и честь и хвала;
Только черного негра отмоете ль вы добела?

*

Забуду ли того, кто отнял мой покой?
Я корчусь, как змея с разбитой головой!