Читаем Гулистан полностью

— Твоя отвратительная наружность и ненавистный вид, твои противные привычки и весь твой облик — все мне претит! Ворон, вестник разлуки, о, если бы между мною и тобою было такое же расстояние, как между востоком и западом!

Для тех, кто, проснувшись, посмотрит на это обличье,Прекрасный рассвет будет с вечером сумрачным схож.К тебе посадить бы тебе же подобную злюку,—Но только подобную в мире едва ли найдешь.

Удивительнее всего то, что ворон тоже неимоверно горевал и от соседства попугая изнывал. Бормоча: «Спаси меня Господи!», он жаловался на превратность судьбы и в отчаянии тер ногу о ногу. Он говорил:

— Что за тяжкая судьба, злой рок и изменчивые времена! Моему сану подобает шествовать плавной поступью по заборам садов с какой-нибудь воронихой.

Нет наказанья злее мужам благочестивым,Чем посадить их в погреб к беспутникам гульливым.

Какой же грех я совершил, что судьба в наказание заковала меня в оковы бедствия в обществе этого самодовольного глупца, пустомели и подлеца?

Никто, поверь, не подойдет к стене,Когда на ней твой образ начертят.Когда б ты рай избрал своим жильем,То люди раю предпочли бы ад.

Эту притчу привел я к тому, чтобы ты знал: отвращение невежды к мудрецу в сто раз больше, чем ненависть мудреца к невежде.

Отшельник сидел на собранье беспутных гуляк,И балхский красавец заметил ему, не таясь:«Скучаешь, отшельник? Ты все же столь кислым не будь —Пойми, ты ведь тоже достаточно горек для нас!»*Здесь розы и тюльпаны собрались,А ты — бревно, несносный человек.Ты — ветер злой, ты — ледяной мороз, Сосулька, на цветах лежащий снег...РАССКАЗ 14

Был у меня друг, с которым мы в течение многих лет вместе исходили весь белый свет, деля хлеб-соль, и утвердилась между нами беспредельная дружба. Но однажды он ради ничтожной выгоды позволил себе нанести мне обиду, и дружбе наших сердец наступил конец. Однако, несмотря на это, с обеих сторон по-прежнему существовала привязанность. Однажды мне стало известно, что на одном собрании прочли два бейта из моих стихов:

Когда придет мой идол сладкий С прекрасною своей улыбкой,Посыпав солью раны сердца,Мои он увеличит муки.Ах, если б только в руки мог я Взять прядь волос моей любимой,Они — рукав великодушных,Попавший к бедным нищим в руки.

Несколько друзей стали говорить о том, насколько мои стихи превосходны — это скорее свидетельствовало о том, насколько они сами благородны, — и благословляли меня. Вместе с ними превозносил эти стихи и мой старый друг. Сожалея об утраченной старинной дружбе, он раскаивался в своем проступке. Узнав о том, что он также хочет помириться, я послал ему нижеследующие бейты, и мы помирились:

Нас верность и дружба связали давно,Ты дружбу нарушил проступком своим,А я был всем сердцем привязан к тебе:Не знал я, что дружба твоя — словно дым...Но если желаешь мириться — вернись И будешь сильнее, чем прежде, любим...РАССКАЗ 15

У одного человека умерла молодая красивая жена, а дряхлая теща ради сохранения приданого осталась в доме вдовца бесталанного. Тому крайне надоели ее разговоры, и он не знал, куда деваться от ее общества. Однажды несколько друзей пришли навестить его. Один из них спросил:

— Как тебе живется в разлуке с любимой женой?

— Не видеть жены для меня не так тяжело, как видеть тещу! — ответил он.

Осыпалась роза, но жалят колючки все злей;И клад унесли, но остался недремлющий змей[17].Приятнее глаза от вражеской пики лишиться,Чем видеть врагов торжествующе-злобные лица.Пусть сотни друзей на порог не ступает нога,Но только б не знать одного нечестивца — врага.РАССКАЗ 16
Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное