Гулливер у арийцев

Зигфрида выдавали беспощадную жестокость, коварство и

хитрость. Зигфрид, очевидно, хотел меня использовать для

определенной цели, но чем ему я мог быть полезен, я себе

не представлял.

Через десять минут мы подошли к скале, возвышавшейся

в стороне от тропинки. Зигфрид открыл грубо сделанную

дверь и, потянув меня за руку в темный проход, тщательно

запер дверь на засов, и мы оказались в темноте. Зигфрид

извлек из кармана какой-то предмет, я услышал удар кам-

ня о камень, вспыхнула искра, от которой загорелся шну-

рок. При помощи этого шнурка Зигфрид зажег нечто вроде

фитиля, опущенного в небольшой горшок с жиром. Этот фи-

тиль горел тускло и сильно чадил. Не говоря ни слова, ста-

рик вытащил из кармана две лепешки и сказал мне: «Жри».

Позже я убедился, что у арийцев слово «есть» не упо-

требляется. Вообще, если бы я не был историком, специаль-

но изучавшим язык периода фашизма, я бы не понял ог-

ромного большинства слов и выражений, преобладавших

в языке арийцев. Я с жадностью съел обе лепешки, несмот-

ря на их сомнительный вкус и внешний вид. Зигфрид, ви-

дя, что я еще голоден, после некоторого колебания достал

из дыры в полу полуобглоданную баранью кость и протя-

нул мне. Я подавил в себе чувство брезгливости и начал

есть. Мой покровитель, решив, видимо, показать максимум

щедрости, протянул мне еще две печеные картофелины.

Когда я кончил, он сказал мне:

20

— Слушай, ты видел, что я тебя спас. Если бы не я, ты

был бы уже в желудках псов Валькирий, которых, как ты

должен знать, кормят только человеческим мясом. Помни

это и повинуйся, ибо стоит мне шевельнуть пальцем — и

ты мертв. А теперь дрыхни.

Я с величайшим удовольствием последовал этому прика-

занию, так как чувствовал себя совершенно обессилен-

ным. Мне казалось, что как только я лягу, то немедленно

засну мертвым сном. Но мои нервы были расшатаны, и

перед моими глазами проносились сцены кровавого суди-

лища. Я видел огромный знак свастики и горящие по его

концам костры, слышал пронзительный звук рога, передо

мной снова пронеслась свара псов с оскаленными зубами,

как в калейдоскопе промелькнуло беспощадное лицо вож-

дя, которого называли Германом, взмах его топора. Я вспом-

нил дрожавшего и всхлипывавшего мальчика, окаменев-

шего от страха Ахаза, рыдавшую женщину, которую тащи-

ла за волосы рука Иозефа.

Меня ужасала холодная и кровавая жестокость этих лю-

дей, творивших расправу на странной площадке, окружен-

ной мрачными скалами. Я чувствовал, что мною овладе-

вают отвращение и отчаяние.

Никогда в жизни не видавший проявления жестокости,

выросший в обстановке гармонии и счастья, я оказался в

руках изуверов. Почему казнили мальчика, сделавшего себе

игрушечную лодку? Почему был растерзан юноша, нару-

шивший какой-то закон расы? Что значит бесплодный раб?

Кто такие самцы и самки? Все мои усилия понять это были

тщетными: я блуждал, как в лабиринте, постоянно возвра-

щаясь к исходной точке.

Мне в то же время была непонятна вся обстановка, окру-

жавшая меня: каким образом люди, которых в старую эру

называли бы дикарями, говорят на испорченном немецком

языке, очень напоминающем тот, который я изучал по ста-

рым книгам начала XX века прошлой эры? Каким образом

на этом языке говорит странное племя, живущее на ост-

рове между Индией и Австралией?

21

Почему здесь роль священного знака играет крест с сог-

нутыми концами, служивший некогда эмблемой фашиз-

ма? Откуда на этом острове знают древнюю германскую

мифологию с ее Валгаллой и Валькириями? Все эти вопро-

сы терзали меня в течение большей части ночи и только

под утро я заснул тяжелым сном, полным кошмаров.

Я проснулся от грубого толчка и с недоумением увидел

склонившееся надо мной злое бородатое лицо старика, гля-

девшего на меня с любопытством. Я с трудом пришел в

себя и вспомнил события двух последних дней, потом встал

и осмотрел пещеру, в которой находился. Пещера была

значительно просторней моей тюрьмы, стены выложены

пластинками из обожженной глины, с них не капала вода.

Пол устлан грубо сделанными циновками, в одном из углов

лежала шкура не то козы, не то барана; на ней, очевидно,

спал мой хозяин. В другом углу стоял грубо сколоченный

стол и довольно гладко обструганный чурбан, служивший

стулом. В стене были выдолблены небольшие ниши. В од-

ной из них я заметил несколько безобразных глиняных

горшков и такие же миски. В другой нише я увидел неболь-

шую кучу картофеля и две выдолбленные тыквы, наполнен-

ные кукурузой.

Не успел я осмотреться, как Зигфрид издал непонятный

мне гортанный звук, и в пещеру вбежал странный человек,

как две капли воды похожий на тех людей, которые несли

меня на носилках. Я видел в наших музеях изображения

людей всех народов и племен, населявших землю в разные

эпохи, но такой разновидности человека я, признаться, не

встречал: его толстое туловище с поразительно широкими

бедрами покоилось на кривых коротких ножках. Бледное

безбородое лицо этого человека напоминало старушечье,

глаза у него были водянистые и тусклые.

Он с нескрываемым страхом посмотрел на Зигфрида и,

низко поклонившись, спросил:

— Что должен сделать бесплодный раб?

Меня поразил его тонкий и пронзительный голос, на-