Гулливер у арийцев

хорошая работница. У нас недавно издохло пять бесплод-

ных женщин, голос расы говорит поэтому, что ее следует

обесплодить, и пусть она работает.

Главный жрец встал и, подняв руку, сказал:

— Ты прав, брат Зигфрид. Мы передаем женщину тебе,

брат Иозеф.

Женщина у столба зарыдала, Иозеф же, низкого роста

прихрамывавший человек, подошел к женщине и, схватив

ее за волосы, куда-то потащил.

Главный жрец спросил: «Кого мы судим четвертым?»

Человек с топором, которого называли Германом, закричал:

— Шпиона, приплывшего в нашу страну на лодке. Я тре-

бую для него большой смерти.

Часть жрецов поддержали его криками:

— Отдать его псам Валькирий!

Тогда медленно поднялся мой тюремщик Зигфрид и

сладким голосом начал свою речь:

— Вождь вождей и братья! Мы знаем, что закон крови

должен быть выполнен; всякий, кто построит лодку, должен

быть казнен.

Герман перебил его:

— Не только кто построит лодку, но и приплывет на ней.

— Я рад, что брат Герман так хорошо помнит закон, это

тем более похвально, что у него, как известно, рука гораздо

сильнее головы, но я, братья, хотел бы знать, кто видел

лодку, на которой приплыл чужеземец. Мы все знаем, что

17

лодка делается из дерева, которое не тонет. Я же опускал в

воду куски того, что вы называете лодкой чужеземца, и

они шли ко дну. Эти куски по цвету похожи на те малень-

кие блестящие кружки, которые хранятся у нас в храме и

на которых изображен наш вождь, поведший наше племя

сюда и находящийся теперь в Валгалле. Конечно, лодки

тяжелее воды нет и не может быть, а если так, то зачем

казнить чужеземца?

Водворилось молчание, нарушенное Германом, который

спросил:

— А как этот шпион попал сюда?

Главный жрец направил в мою сторону свой костлявый

палец и сказал:

— Говори.

Я успел лишь сообщить, что пролетал над воздухом и

упал вниз, как Зигфрид меня перебил и закричал:

— Видите, братья, я был прав. Закон, однако, требует, что-

бы чужеземцу под страхом смерти было запрещено разгова-

ривать с кем-нибудь, кроме меня.

— Почему тебя, хитрая лиса? — заорал Герман.

— Потому что я умнее тебя.

Поднялся неописуемый рев. «Братья» вытащили мечи

из ножен и готовы были броситься друг на друга; тот же,

которого называли вождем вождей, закричал громким го-

лосом:

— Замолчите, грязные свиньи, чужеземец будет жить, как

сказал брат Зигфрид.

Тогда поднялся хромой Иозеф и сказал:

— Вождь вождей, ты, как всегда, прав, и мы преклоняем-

ся перед твоей мудростью. Но я думаю, что на всякий слу-

чай чужеземца нужно сделать бесплодным, чтобы он нам

не испортил расы.

Это предложение вызвало одобрение. У меня по спине

поползли мурашки. Я кинул умоляющий взгляд на Зигфри-

да.

Тот встал и сказал:

18

— Зачем нам спешить, я знаю лучше всех закон расы.

Мы всегда успеем сделать его бесплодным, а пока оставим

его испытуемым.

Это предложение встретило, однако, возражения. Вождь,

которого звали Иозефом, заявил:

— Закон говорит, что испытуемым может быть только

тот, кто не видел семнадцатого урожая, а эта чужеземная

собака видела их не меньше тридцати.

Тогда Зигфрид закричал:

— Сколько бы урожаев он ни видел, это никого не ка-

сается; в нашей стране он не видел ни одного урожая, поэ-

тому он может быть испытуемым.

— Это правильно, — сказал вождь вождей, — так говорит

закон: освободите чужеземца и приведите его ко мне.

Через несколько мгновений я с облегчением расправлял

онемевшие конечности, но я не мог стоять, и двое вождей

потащили меня за локти.

— Как тебя зовут? — спросил старик, сидевший на троне.

— Гулливер, — ответил я.

— Так слушай, великое судилище дарит тебе жизнь, но

если ты попробуешь построить лодку, ты будешь казнен;

если ты заговоришь с кем-нибудь, кроме брата Зигфрида,

ты будешь казнен; если ты приблизишься к самке, ты бу-

дешь казнен. А теперь иди.

Я понял, что в настоящий момент не время задавать ка-

кие-либо вопросы и, шатаясь, поплелся по тропинке, кото-

рая вела вниз. Меня, признаться, несколько смущала пер-

спектива встречи с милыми существами, носившими гром-

кое название «псов Валькирий». Как я позже узнал, мои

опасения не были беспочвенными, так как в случаях, когда

выпускают этих псов, все жители залезают в пещеры: псы

разрывают всякого, не носящего серый халат жрецов или

— правильнее сказать — вождей, как они себя называют.

Пройдя шагов двести по крутой тропинке, я свалился в

неглубокую яму, но не имел силы оттуда выбраться. Приб-

лизительно через час раздался новый звук рога, — очевид-

но, судилище кончилось. Мимо меня прошел один из вож-

дей, я его окликнул, но он бросился бежать. Я вспомнил о

19

том, что мне запрещено с кем бы то ни было говорить, кро-

ме Зигфрида, и решил быть осторожнее.

Вскоре один за другим начали спускаться вожди. Стари-

ка с посохом четверо рабов несли на носилках. За ними ше-

ствовал Зигфрид, величественная походка которого должна

была подтверждать его высокое положение.

Я его окликнул. Он подошел ко мне и, увидев, что я ле-

жу в яме, приказал своему рабу вытащить меня. Я поплел-

ся за своим тюремщиком и спасителем.

Откровенно говоря, я не понимал, какие мотивы им ру-

ководили. Во всяком случае, поддержка, оказанная им мне,

не была продиктована человеколюбием и жалостью: глаза