Гулливер у арийцев

Вероятнее всего, чепуха. У меня не в порядке нервы, и я на

каждом лице вижу зловещее выражение.

Я поднимаюсь к себе в номер, лихорадочно складываю

свои вещи.

Сильный стук в дверь. Я вздрагиваю и оборачиваюсь. На

пороге человек в штатском и в котелке, за ним еще двое.

«Уголовная полиция», мелькает у меня в голове. Теперь,

Штеффен, держи себя в руках.

— Господин Карл Штеффен, вы арестованы. Возьмите с

собой самые необходимые вещи.

Я изображаю сцену изумления и негодования.

Один из полицейских иронически замечает:

— Вы собирались уезжать, господин Штеффен, мы вам,

кажется, помешали.

В несколько минут чемодан осмотрен. Мне предлагают

его закрыть на ключ.

Мы подъезжаем к полицейскому управлению, меня вво-

дят в кабинет какого-то чиновника.

— Кто к вам приезжал четырнадцатого и куда вы с этим

лицом ездили?

Я заявляю, что отказываюсь отвечать, пока меня не по-

сетит представитель германского консульства.

— Но ведь вы эмигрант?

— Я был и остаюсь германским подданным. Я прошу пе-

редать консулу, чтобы он запросил обо мне посольство в

Париже.

— Значит, вы отказываетесь отвечать на вопросы?

— Я настаиваю на свидании с консулом.

Я сижу в камере полицейского управления. В первый раз

в жизни пришлось мне познакомиться этим учреждением,

к которому я никогда не питал симпатий. Здесь отвратитель-

но кормят, твердо лежать, а главное — чертовски скучно.

Днем койка опускается и можно сидеть только на низком

узком табурете. Всю ночь горит свет, из-за этого плохо

сплю.

241

Я все же не теряю надежды. Я уверен, что все будет лик-

видировано по-келейному — меня просто вышлют в Герма-

нию. Мои берлинские друзья заинтересованы в том, чтобы

меня выручить. Они сумеют нажать на кого следует. Одно-

временно я все же готовлю версию для следователя. Ска-

зать, что я ни о чем не имею представления, — немыслимо.

Меня, несомненно, видели с Арнольдом и знают, что мы

сели в такси.

Можно сказать, что Арнольд приехал ко мне и просил

подвезти его до границы. Я решил, что он собирается не-

легально попасть в Германию. Меня поэтому не удивило,

что он недалеко от границы встретился с каким-то типом.

Нет, это очень дешево и неубедительно. Ведь Арнольд в

своем письме недвусмысленно обвиняет меня в похище-

нии его. Никто не поверит, Штеффен, твоей версии.

Можно рассказать почти все, как было, но изобразить

себя такой же жертвой, как Арнольд, которой, однако, уда-

лось убежать.

Почему же тогда я сидел в Базеле три дня и молчал? Все

это никуда не годится. Я, действительно, перехитрил себя.

Я правильно поступил, отказавшись отвечать, без помощи

из Берлина я не выкарабкаюсь.

Проходят четыре дня. Меня вновь ведут в кабинет, где я

уже раз был, на этот раз он выглядит не так мрачно, оче-

видно, по сравнению с моей камерой.

— Ну, что же, господин Штеффен, вы все еще отказы-

ваетесь отвечать на вопросы?

— Я уже заявлял, что жду представителя моего консуль-

ства.

— Ах вот оно что! Прочтите, господин Штеффен, в та-

ком случае письмо вашего консула.

Я беру в руки лист бумаги с бланком «Германская импе-

рия» и жадно читаю.

Мною овладевает бешенство. Оказывается, германскому

консульству Карл Штеффен лично неизвестен, он лишен

германского подданства, как аморальный субъект.

— Вы удовлетворены, господин Штеффен, ответом вашего

консульства?

242

— Вполне.

— И будете отвечать на вопросы?

— С полной откровенностью.

— С кем вы ездили в такси?

— С Людвигом Арнольдом.

— Где вы нашли такси? Как фамилия шофера? Когда вы

познакомились с Арнольдом?

Я отвечаю на все вопросы, называю имена и даты. Мною

руководят два мотива: злоба и расчет. Они бросили меня

на мостовую, как корку съеденного банана. Эти прохвосты

назвали меня аморальным субъектом.

Они думают, что я буду молчать и возьму всю ответ-

ственность на себя. Они увидят, на что я способен, когда

меня доведут до крайности.

Кроме злобы, мною руководит и чувство самосохране-

ния: обо мне должен знать весь мир, тогда они не решатся

меня отправить к праотцам.

Тебе, Штеффен, угрожает смерть от слабости сердечной

мышцы.

Я предлагаю следователю рассказать все в последова-

тельном порядке. Его вопросы только затрудняют связное

изложение.

Чиновник в грубой форме предлагает мне не читать ему

лекций и отвечать на заданный вопрос.

Я понимаю. Швейцарское правительство не заинтересо-

вано в углублении вопроса, и моя откровенность его мало

радует. Я вижу, что из протокола вычеркивается несколько

моих заявлений.

Смотри, Штеффен, как бы тебя не выслали в Германию.

Я чувствую, что бледнею. Потом вспоминаю: ведь кон-

сульство сообщило, что я лишен германского подданства.

С этой стороны я могу быть спокоен.

Главное, чтобы они меня не отправили на тот свет. Мо-

жет быть, из Берлина уже выехал какой-нибудь Пауль.

Бедный Штеффен, ты попал в грязную историю.

Допрос продолжается. Следователь пытается сбить меня

с толку, но вскоре убеждается, что со мной это довольно

трудно проделать.

243

Через час я опять у себя в камере. Наступает вечер. От

нервного напряжения не могу заснуть, ворочаюсь с боку на

бок на узкой жесткой койке.

Меня мучит мысль: в чем заключается моя ошибка? Да-

же если бы я приехал в Базель по липовому паспорту, это