Гуманистическая психотерапия

Я уже приводил слова Альберта Эйнштейна, что человека, нашедшего ответ на вопрос о смысле жизни, можно считать религиозным. Я бы хотел добавить, что аналогичное высказывание есть и у Пауля Тиллиха, который предлагает нам следующее определение: «Быть религиозным — значит страстно задаваться вопросом о смысле нашей экзистенции». А вот определение Людвига Витгенштейна: «Верить в Бога — значит видеть, что жизнь имеет смысл»[53]. В любом случае можно сказать, что логотерапия — именно как психотерапия, относящаяся к психиатрии и медицине, — вправе заниматься не только вопросом воли к смыслу, но и вопросом конечного смысла, сверхсмысла, как я его называю, ведь религиозный смысл в итоге — вера в сверхсмысл, доверие к нему.

Конечно, у нашего понимания религии мало общего с конфессиональным узколобием и его последствиями, с религиозной близорукостью, в силу чего в Боге видят существо, которое стремится только к одному — чтобы в него поверило как можно больше людей, и именно таким образом, как то предписывает определенная конфессия. Я просто не могу себе представить, что Бог настолько мелочен. Я не вижу смысла в том, чтобы церковь требовала от кого-то веры. Я не могу захотеть верить, так же как я не могу захотеть любить, заставить себя полюбить. И я не могу заставить себя надеяться вопреки здравому смыслу. Вот простой пример. Я не могу засмеяться по требованию. Если кто-то захочет, чтобы я рассмеялся, пусть расскажет мне шутку. Аналогичным образом происходит с любовью и верой. Их нельзя вызвать с помощью манипуляций. Будучи интенциональными феноменами, они возникают при наличии адекватного содержания и предмета.

Однажды у меня брала интервью журналистка американского журнала Time. Она задала вопрос, не отходит ли современное общество от религии. Я сказал, что оно отходит не от религии, а от конфессий, которые, кажется, заняты лишь тем, что борются друг с другом, чтобы переманить к себе верующих. Журналистка спросила меня, означает ли это, что рано или поздно возникнет универсальная религия. «Напротив, — ответил я, — мы движемся не к универсальной, а к персональной, глубоко личной религиозности, и каждый сможет найти собственный, исконный язык общения с Богом».

Это, конечно, не означает, что перестанут существовать общие ритуалы и символы. Ведь хотя на свете есть много языков, многие из них пользуются одинаковыми буквами. Так или иначе, многие религии в своем разнообразии похожи на языки. Никто не скажет, что один язык лучше другого. Говоря на любом языке, человек может приближаться к единой истине, ошибаться и даже лгать. Так человек может прийти к Богу — единому Богу — посредством любой религии.

Возможно, нам стоит не говорить о Боге, а только обращаться к нему. Фразу Людвига Витгенштейна «О чем человек не может говорить, о том он должен молчать» мы можем перевести не только с английского языка на наш родной, но и с агностического на теистический: о ком не получается говорить, тому нужно молиться.

Сегодня пациенты обращаются к психиатру, потому что сомневаются в смысле своей жизни или же вообще отчаялись его найти. Однако современному человеку не пристало жаловаться на отсутствие смысла жизни, ему стоит лишь открыть глаза и заметить, что, хотя мы и живем в обществе благосостояния, вокруг нас есть много людей, испытывающих нужду. Мы радуемся преимуществам свободы, но где же ответственность за других? Тысячи лет человечество пробивалось к вере в одного Бога — к монотеизму. Но пришло ли оно к знанию о едином человечестве, к знанию, которое я хотел бы назвать моноантропизмом? Это знание предполагает, что человечество едино, невзирая на все разнообразие, принадлежность к той или иной расе или политической партии.