Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

При всем том ДОМА едва ли можно было считать несуществующей организацией. По состоянию на август 1981 года половина ее членов из провинции Нангархар проживала в ее главном городе — Джелалабаде, но имелись (или, по крайней мере, числились в учетных ведомостях комсомола) также десятки членов в неподконтрольных партии и правительству районах[738]. ДОМА должна была создать «первичные организации» в школах и на промышленных предприятиях в регионах, находящихся под контролем правительства, а в регионах, которые все еще управлялись моджахедами, — подпольные ячейки. После того как афганская армия и «ограниченный контингент советских войск» захватывали территорию, ДОМА должна была создавать на этом пространстве партийные организации по образцу того, как КПСС и ВЛКСМ охватывали территории и предприятия в СССР. Эта задача не была новой для комсомольских советников. Когда консультанты рассказывали о своей деятельности в Афганистане, они говорили, что занимались там «молодежной» или «комсомольской работой» — такой же, как на родине. В этой деятельности, с их точки зрения, не было ничего интересного для описания. «Молодежная работа — что я могу вам сказать?» — как говорил один из них[739]. И они были правы: формальных различий между работой, которую им доводилось вести в Пскове, в Каунасе, на Сахалине или в Джелалабаде, не было.

Именно в этом, однако, во многом и состояла проблема. Комсомольская работа внешне казалась одной и той же в Калининграде и Кандагаре, но Афганистан не был создаваемым с нуля объектом, которому надлежало развиваться так же, как СССР. Советский проект был основан на определенных предположениях об экономике и политическом управлении: «В отличие от большинства некоммунистических политических партий», члены КПСС «вступали в партийные ячейки по месту работы. Эти ячейки были сгруппированы по территориям: действовал так называемый „территориально-производственный принцип“. Такая структура затрудняла руководство жизнью неработающих групп населения, таких как пенсионеры или матери-одиночки, а также контроль за жилыми районами в целом, хотя местные партийные ячейки при желании могли создаваться и по месту жительства. Исторические истоки территориально-производственного принципа не до конца ясны. Он возник в дореволюционный период из общей марксистской веры в то, что жизнь в современном мире строится вокруг фабрики, а также из идеи, что Коммунистическая партия — это партия рабочих, которых следовало искать на фабриках»[740].

Этот принцип заходил очень далеко. Например, в документальном фильме 1986 года, посвященном ДОМА, повествование начинается с рассказа о крошечных сельских комитетах, но вскоре зритель попадает в детский дом, где сыновья и дочери погибших солдат афганской армии выполняют столярные и швейные работы и учатся работе радиоведущих[741]. Затем показаны члены организации, работающие на фабрике по изготовлению фотоаппаратов. Приводится короткое интервью с человеком, представленным как Азизи Яхья, призванное показать, какова жизнь в социалистическом Афганистане. «Я благодарен за предоставленную мне возможность закончить аспирантуру в Москве, — говорит бывший машинист. — Вернувшись домой, я стану преподавателем университета». Сегодня, когда люди часто определяют себя прежде всего по признакам пола, сексуальной ориентации или модели потребления, мысль о том, что способ производства создает идентичность, может показаться не слишком очевидной. Но идея о том, что политическая идентичность так же органично «выделялась» местом, занимаемым рабочим на фабрике, как человеческий лоб выделяет пот, была аксиомой для многих марксистских теоретиков до наступления постиндустриальной эпохи.

Если европейские профсоюзные деятели сталкивались с проблемой закрытия прежних источников политической конфронтации в масштабах национального государства — угольных шахт, сталелитейных заводов и железнодорожных компаний, то в Афганистане ни одно из подобных предприятий никогда и не существовало. «Группы неработающих» составляли подавляющее большинство населения, что признали даже афганские картографы при издании первого официального атласа ДРА[742]. За исключением небольшой полосы, идущей от Кабула к Мазари-Шарифу, в стране не было массовых предприятий[743]. В Джелалабаде — городе с населением 100 тысяч человек — насчитывалось всего сто рабочих. Показанные в фильме кадры с рабочими, производящими фотоаппараты, создавали «индустриально-территориальный» образ, но это был всего лишь образ.