Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Таким образом, как отмечал в 1982 году еще один прибывший в Джелалабад советник, Нодар Гиоргадзе, в афганской глубинке ДОМА сталкивалась с непосильными проблемами. Даже пакистанское государство за линией Дюранда, писал он, никогда не управляло своими племенными территориями напрямую[744]. Однако вселяло надежду наследие профессора Ахундзаде: Джелалабадский ирригационный комплекс может «превратить Нангархар — пограничный с Пакистаном, в цветущий край и этим решить не только экономические задачи, но социальные и политические проблемы, и приобщить пуштунов к оседлой жизни». Если НДПА восстановит совхозы, то большая часть населения станет оседлой и законопослушной, превратится в субъект территориальной политики.

Но кто сможет организовать это население? Гиоргадзе был просто советником. Ответственность должна была взять на себя ДОМА. Гиоргадзе приложил к своему докладу 1982 года подробные характеристики руководства Джелалабадского комитета этой организации, что было тогда обычной практикой в рамках консультативной помощи ЦК ДОМА в Кабуле. Гиоргадзе хвалил своего коллегу Маазудина Хатака, двадцатилетнего секретаря Нангархарского провинциального комитета ДОМА. У Хатака было славное революционное прошлое: он «являлся членом подпольного ПК НДПА и секретарем подпольной молодежной организации. За политическую деятельность, за работу с массами и высказывания против режима Дауда, в еще несовершеннолетнем возрасте был осужден и сидел в тюрьме. Тов. Маазудин из племени пуштунов, холост, образование 12 классов, член НДПА с 14 лет, из семьи интеллигенции, родился в провинции Лагман»[745]. Важно и то, что в том же кишлаке, что и Хатак, «родились секретарь ПК НДПА Нангархара, губернатор, командир царандоя, зав. отделом народного образования пр. Нангархар». Кроме того, его уважали старейшины племени и муллы. «Тов. Маазудин скромен, смел, предан делу Саура и Советской дружбе (это чувствуется в нем на каждом шагу и искренне)». Хатак был из тех людей, которые могли объединить пуштунских левых с советским глобальным проектом. Гиоргадзе рекомендовал повысить его; он намекал, что Нангархарский комитет НДПА хочет избрать его заместителем секретаря, чтобы помогать первому секретарю, который был родом — разве это не подозрительно? — из той же деревни, что и Хатак.

Но у Хатака, по мнению Гиоргадзе, были и недостатки: «Работать с ним надо аккуратно», но Гиоргадзе оговаривался, что «практически в разных размерах эта особенность характерна всем племенам пуштунов»[746]. Такая доморощенная антропология была широко распространена среди советников, в особенности среди таджиков. Зайдулло Джунаидов так выбирал эпитеты для характеристики пуштунов: «Неуважительный… необразованный… вспыльчивый… что еще?» На вопрос о том, какой из эпитетов наиболее часто встречался в отчетах комсомольских советников, Джунаидов дал однозначный ответ: пуштуны «вспыльчивые». «Очень вспыльчивые»[747]. Преподаватель Кабульского политехнического института Мамадшо Давлатов высказался еще однозначнее: «Пуштуны — варвары»[748]. Джунаидов подчеркивал, что несмотря на то, что пуштуны находились у власти, управлять государством умели только таджики и те из пуштунов, кто воспринял персидскую культуру. По его мнению, историю Центральной Азии можно объяснить как борьбу между прогрессивной оседлой иерархической персидской культурой и неуправляемым эгалитарным пуштунским варварством. Эти замечания отражали горькую постколониальную иронию: оба они, особенно Джунаидов, были ассимилированными гражданами советской империи, и оба они много сделали для получения знаний о Центральной Азии. Однако вместо того, чтобы искать какую-либо возможность солидарности со своими «собратьями»-мусульманами, Джунаидов воспроизводил старые колониальные стереотипы о пуштунах — разрушителях государства, которыми объяснялась реакция Ульяновского в мае 1978 года на Апрельскую революцию. Однако не следует делать из носителей подобных взглядов «мальчиков для битья». Советские востоковеды, такие как Ульяновский, были достаточно мудры, чтобы напрямую препятствовать насильственному «одеревниванию» — практике, которой занимались, например, ориентировавшиеся на Советы коммунисты в Эфиопии. Афганцев считали отсталыми не только советские деятели. Джери Лейбер из Human Rights Watch вспоминала своих коллег, которые возводили хулу на афганцев, называя их варварами, которые плохо обращаются с женщинами и не имеют понятия о правах человека[749].