Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Эта негласная договоренность была явно ненадежной. Гиоргадзе приходил в отчаяние, думая, как навести порядок в провинции Кунар на пространной границе с Пакистаном, через которую «интенсивно, почти беспрепятственно проходят бандформирования»[763]. При этом у него не было недостатка в кадрах. Дауд Махмад, двадцатилетний активист ДОМА из Асадабада, учился в Ташкенте, «предан делу НПДА и дружбе с СССР»[764]. Однако, по всей вероятности, Махмада не учили в Ташкенте тому, как управлять колониальной границей: административные задачи, которые должен был выполнять комсомол, исходили из представления о жестко контролируемых границах. Режимы, подобные СССР, «твердо стояли на том, что власть и эффективность государства основываются на насыщенности пространства внутри границы»[765]. Ни одна точка внутри нее не должна была остаться незатронутой возможностями, предоставляемыми печатным станком, дактилоскопией и сталью. Этот акцент на ограниченном пространстве порождал «впечатляющие модели пограничной охраны, призванные сделать традиционную территориальность понятной для всех», что было особенно заметно в случае Берлинской стены[766]. Однако в Афганистане такая установка порождала нереалистичные ожидания. Граница ничего не значила, и тем не менее ее присутствие на картах заставляло советников прибегать к стратегиям, исходящим из представлений о замкнутости, чтобы преобразовать невидимые линии в места учета и насилия.

Могло показаться, что советская административная система работала превосходно. Она связывала партию с экономикой, а то и другое — с территорией. Но «связывая и интегрируя продукты многих экосистем и сообществ», советская система «затемняла те связи, которые она создавала. Ее тенденция состояла в том, чтобы полностью вырваться из пространства, управляя своей деятельностью с помощью организационных диаграмм, в которых акцентировалась функциональность, а не география»[767]. Успех системы сделал экономику похожей на интеллектуальное построение — не поддающееся упрощению и не сводимое к многочисленным, но хорошо прослеживаемым этапам создания. Афганистан совершенно не подходил для этого административного лоскутного одеяла. В результате членами ДОМА оказывались в основном студенты и полицейские, но отнюдь не порождаемые воображением социалистов «пролетарии». Как ни старались комсомольцы создавать свои первичные организации в отдаленных горных кишлаках, эти усилия леваков-«территориалистов» были обречены на провал в условиях, когда не было ни контроля над границами, ни дымовых и фабричных труб. Достижения СССР были огромны, но характерное для Советов отсутствие понимания местных социальных связей мешало советникам увидеть специфику определенного момента в истории суверенности.

«ЕСЛИ НЕ ЗА ВЕЛИКУЮ ИДЕЮ…»

Прежде чем начать рассказывать о событиях второй половины 1980‐х годов, следует обратиться к вопросу о том, как сами советники понимали свою миссию. Практически все они подчеркивали, что политика принуждения со стороны партийных органов практически исключала сознательное решение отдельных людей отправиться в Афганистан. «Принимали такое решение, значит, надо», — рассказывал Зайдулло Джунаидов[768]. «Мы все жили под словом „надо“, — объяснял Вячеслав Некрасов, — каждому пришлось не раз услышать: „Есть мнение направить вас…“»[769]. Афганистан часто был всего лишь одним из пунктов великой командировки жизни. Личность Некрасова сформировалась в трудных условиях: два года службы в армии на границе с Китаем; работа на БАМе; и наконец, Афганистан. Партийные назначения в азиатские командировки настолько укоренились в сознании, что, когда Некрасову позвонили из Свердловского обкома и сказали: «Есть мнение направить вас» (в Афганистан), ему «пришлось придумывать легенду для семьи. Сказал, что собираюсь в Монголию. Годик поработаю, а потом всех перевезу. Даже русско-монгольский словарик для убедительности где-то откопал». Как и неосвоенный, завалившийся в пыльный угол монгольско-русский словарь, Афганистан в сознании многих имел отношение к какой-то смутной «дали»: это были не трудности, не приключения, а всего лишь еще одна остановка в череде переездов, которых было много в жизни советского человека.