Действительно — раз и навсегда: советское женское движение превратилось в примечание к иронической трансформации «сестринского» интернационализма. Советские активистки гордились своими достижениями в прошлом, но превратились в анахронизм в риторическом и интеллектуальном отношении в мире, где революция и национальное государство утратили свою роль авангарда как рабочего, так и женского движения. Однако в более широком смысле установка активисток КСЖ — считать афганок своего рода символом самого угнетенного класса — была не только советским явлением. Европейские левые в 1980‐х годах считали РАЖА символом «свободы» и «демократии», но мало интересовались реальной политикой этой организации. Между тем газета РАЖА провозглашала, что организация выступает не только за «свободу, демократию и права женщин в Афганистане», но и против «позорного пятна» — присутствия иностранных войск в Саудовской Аравии, которое само по себе является «явным признаком интервенции и политики канонерок». РАЖА поддерживала «справедливую борьбу народов Палестины, Южной Африки, Эритреи, Ирана, Кашмира, Латинской Америки и других стран против фашистских режимов на своих землях»[933]
. Афганские женщины по-своему понимали глобальную справедливость, просто никто из иностранцев не хотел их слушать.После того как Афганистан утратил свою геополитическую значимость, бедственное положение афганских женщин стало привлекать к себе гораздо меньше внимания. Европейским социалистам и американским правозащитникам стало незачем «открывать» афганскую женщину в качестве символа своих гуманистических устремлений. В Human Rights Watch Афганистан был переведен из сферы Helsinki Watch в новый отдел Ближнего Востока, что в перспективе означало потерю квалификации и знаний по данной конкретной стране[934]
. Афганские женщины, сначала сведенные к роли объекта гуманитарных устремлений, а потом вообще переставшие кого-либо интересовать, сыграли трагическую роль в истории представлений о справедливости, свойственных глобальному гуманитаризму. Акцент на политике при игнорировании морали превращал афганскую женщину в «фабричную работницу»; акцент на морали при игнорировании политики превращал ее в жертву. Афганкам, наверное, не показались бы слишком сильно сказанными горькие слова бывшего главного аналитика КГБ: «„Права человека“ как понятие исчезли из арсенала внешнеполитических отмычек сразу же, как только была достигнута политическая цель: уничтожение главного противника — СССР»[935].Впоследствии зверства, совершавшиеся талибами, привели к пробуждению совести у людей по всему миру. Наиболее известен случай 1996 года, когда американский Фонд феминистского большинства (ФФБ) инициировал «Кампанию против гендерного апартеида». Умело лавируя между американским истеблишментом и простыми гражданами, этот фонд не позволил Вашингтону признать режим талибов и сыграл важную роль в остановке планов корпорации Union Oil of California протянуть газопровод и нефтепровод через весь Афганистан[936]
. Зловещим образом вторя советским гендерным дискурсам на новом, коммерциализированном витке, ФФБ в феврале 2001 года «способствовал приобретению в память об афганских женщинах „кусочка бурки“, который предлагалось носить на лацкане для демонстрации солидарности с афганскими женщинами посредством апроприации „мусульманской“ одежды»[937]. Фантасмагорию усугубило публичное чтение монолога о жизни женщины в Афганистане на заполненной до отказа спортивной арене Madison Square Garden во время шоу, которое вела Опра Уинфри. Кульминацией стало появление закутанной в бурку активистки РАЖА. Она присоединилась к Опре, «двигаясь, как безмолвный, безымянный холм ткани, к сцене. Здесь покров был снят, и все увидели молодую женщину, одетую в повседневный костюм — пиджак и брюки, который органично смотрелся бы в любом университетском кампусе мира»[938].