Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Шведский комитет по Афганистану был в курсе всех сложностей, которые привносило в дело оказания гуманитарной помощи присутствие моджахедов и их соратников. Когда представитель МИД Швеции посетил Пешавар, члены ШКА обсудили с ним «исторические случаи поддержки Швецией освободительных движений — таких, как Временное революционное правительство <Южного Вьетнама> или различные группы в Южной Африке. В этих случаях мы оказывали поддержку освободительным движениям, представлявшим население и имевшим влияние и господство на определенной территории». Проблема, по мнению дипломата, заключалась в том, что «движение сопротивления в Афганистане еще не вписывается в этот шаблон». В ответ представитель ШКА «указал, что уже начали формироваться части сопротивления, отвечавшие этим критериям, чего <дипломат> не мог отрицать. Он считал, что раньше Швеция была в подобных случаях на переднем крае и что мы должны делать это и сейчас»[1029]. Шведское управление международного сотрудничества в области развития, признав весомость этих аргументов, в течение многих лет обеспечивало не менее 87 % общего финансирования ШКА[1030].

Дела «Врачей» пошли в гору. Начиная с 1984 года ШКА ежемесячно доставлял тысячи килограммов лекарств в афганские больницы по всей сельской местности. Отдаленные провинции Герат и Фарах получали почти такую же помощь, как и более доступные Кунар или Бадахшан[1031]. При этом три партии — «Джамаати-Ислами» (руководитель Бурхануддин Раббани), «Хезби-Ислами» (Исламская партия Афганистана, ИПА, лидер Гульбеддин Хекматияр) и «Харакати Инкилаб-Ислами» (вождь Мохаммад Наби Мохаммади) — получали бóльшую часть шведских медицинских поставок, соответственно 41 %, 23 % и 12 % от общего количества в 51 тысячу килограммов в 1985 году[1032]. Вскоре деятельность ШКА приобрела такой размах, что офис этой организации в Пешаваре разработал стандартный контракт, оговаривающий условия участия в той или иной сделке. «Народ Швеции, представленный Шведским комитетом по Афганистану, — гласил документ, — и представляющий народ Афганистана в этом контракте эмират территории, носящей название этого эмирата и управляемый эмиром или главнокомандующим…»[1033]

Как и ранее в переговорах с дипломатами из Шведского управления международного сотрудничества, при достижении договоренностей с моджахедами ШКА придерживался очень гибкой концепции суверенитета применительно к авторитарным режимам. Шёнмайр настаивал на том, что в оптимальном случае к афганскому кризису следует подходить точно так же, как к ситуациям в Биафре, Камбодже или Ливане, где кризисы, по крайней мере, признавались на международном уровне, хотя и не были успешно разрешены[1034]. Однако проблема заключалась не только в том, что Советский Союз и страны третьего мира организовали информационную завесу вокруг Афганистана в ООН: Шёнмайр отмечал, что эта стратегия постыдно контрастировала с единодушным энтузиазмом по поводу палестинского вопроса, который «в течение многих лет включался в число насущных для рассмотрения на каждой сессии ООН». Вместо того чтобы соглашаться с аргументами Москвы о создании национального государства — что было главной надеждой для палестинцев, но удавкой на шее для афганцев, — Стокгольм обязан продвигать альтернативную позицию. Национальный флаг и политика, направленная против апартеида и сионизма, еще не делают государство легитимным. Истинная концепция постколониальной свободы выражается не просто в «черном» или «палестинском» национальном государстве, а скорее в транснациональном освободительном движении, которое говорит на языке прав человека и имеет определенные, хотя и незначительные, претензии на те или иные территории[1035].

Такая позиция делала лидеров моджахедов идеальными партнерами для гуманитаристов. В своей переписке с представителями ШКА командиры «Джамаати-Ислами» подчеркивали: «…мы надеемся, что в дополнение к вашей гуманитарной помощи (komak-hā-yi ins ān dustānehshān) вы примете во внимание наши бедствия и варварские действия, совершенные этим врагом рода человеческого, который попирает права человека среди колонизированных им народов, и сможете привлечь к ним внимание, донести их до сознания мировой общественности»[1036]. Ахмад Шах Масуд благодарил ШКА за «гуманитарную помощь (komak-i bashar-i dustāni)» и оборудование для золотодобычи, которое помогало финансировать операции, проводимые из Панджшерской долины[1037]. Риторика этих заявлений, вероятно, была предназначена для западных читателей; для внутреннего, афганского потребления «Хезби-Ислами» издавала указы, где говорилось о «справедливом священном правительстве», зато права человека не упоминались вовсе[1038]. Но охват проблем, которыми занимались гуманитарные организации, и идея глобального медиапространства, на которую они опирались, значительно продвинулись[1039].