Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Трус был Сальников или нет, но он руководил партийной организацией города. В то время экономика сделалась высшим приоритетом. В Кандагаре было 29 предприятий: бумажные комбинаты, три фабрики, кирпичный завод, предприятия по производству салфеток и одеял, а также кондитерская фабрика, производившая варенье[1120]. Но немногие из них работали: мало где имелось отопление, не говоря об электричестве. Многие предприниматели бежали в Пакистан. Афганским социалистам надо было отремонтировать заводы, подключить их к системе отопления и создать рабочий класс, которого не было в распоряжении афганских капиталистов. Один из советников говорил, что если НДПА сможет объединить живущих в долине реки Гильменд крестьян с перерабатывающими заводами в Кандагаре, то регион сумеет прокормить невероятное количество людей — пятьдесят миллионов[1121].

Ситуация в Кандагаре была довольно сложной, хотя в городе реально работали 27 из 29 предприятий. Текстильный комбинат, консервная фабрика и шерстяная фабрика выполняли производственный план на 100 %; недавно начало действовать автопредприятие «КамАЗ»[1122]. Таможенные сборы увеличились на 5 % по сравнению с предыдущим годом, в то время как проводившиеся по требованию НДПА субботники приносили Провинциальному комитету ежегодно 456 тысяч афгани[1123]. Продолжалось строительство шестнадцати новых объектов. Когда в Кандагар приехал корреспондент «Юманите» — газеты Коммунистической партии Франции, — Сальников показал ему городские фабрики; в интервью он с гордостью говорил, что француз «вел себя так, как будто люди во Франции не поверят ему, если он напишет, что государственные учреждения работают»[1124]. И все же на 15 из 29 промышленных предприятий Кандагара не было ни одного члена партии. Шесть из них принимали на работу только не состоявших в профсоюзах рабочих. Перебои с подачей электроэнергии приводили к тому, что даже образцовые предприятия работали далеко не на полную мощность[1125]. Зарплату рабочим выдавали нерегулярно. В местном отделе статистики не хватало работников. Вся мануфактура на базарах была пакистанского происхождения[1126]. Кое-что можно было бы исправить с помощью поставок из СССР, но, как верно заметил Сальников, «можно в страну завезти цемент, но нельзя завезти афганский рабочий класс»[1127].

Одним словом, не только транснациональный терроризм, но и транснациональные экономические силы угрожали идеалу социалистического народного хозяйства. Чтобы осознать это, достаточно было просто послушать, что говорят в кулуарах совещания консультантов в отеле «Ариана» в Кабуле, которое Киреев посетил в октябре 1985 года. По свежим впечатлениям он оставил в дневнике запись о «культе вещизма» среди советников, нарядившихся в синие джинсы «Монтана»: «В некоторых местах подписи на дуканах на русском „Дубленки на заказ. Готовые“. Видимо, среди наших это ходовой товар. Кстати, все наши мушаверы в кожанки убрались»[1128]. Похожие чувства испытал в Кабуле специалист по Афганистану В. Г. Коргун: его занятия с офицерами вскоре переросли в бурные дебаты по поводу обменного курса на черном рынке между польскими и американскими сигаретами[1129]. Когда одна армейская бригада по пьяному делу подняла советский флаг над кабульской крепостью Бала-Гиссар, Коргун устроил им выволочку: СССР — не колониальная держава, заявил он. И был прав, по крайней мере в одном отношении: Москве никак не удавалось превратить Афганистан в свалку для советских производителей.

Более того, гуманитарные миссии лишали Советы безусловного господства над населением. Сальников имел представление о западных миссиях. По его словам, все знали, что «Врачи без границ» работают в приграничной зоне, но «СССР не был заинтересован в нанесении им вреда». Как показал более ранний инцидент в Джагори, разгром миссий французов вызвал бы больше проблем, чем устранил. Кроме того, территории, которые служили опорными пунктами гуманитарных организаций, располагались либо на внешних, либо на внутренних границах, то есть там, где афганское государство было в наименьшей степени институционализировано. Все яснее проступали очертания двух «Афганистанов»: территория границ и гор, где действовали гуманитарные организации, и советская территория — Кабул и города.