Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Все это делало невозможным охрану границы провинции Кандагар с Пакистаном, которая простиралась на 410 километров[1140]. Важнейшим местом, как пояснял генерал Хаким Сальникову в феврале 1985 года, была граница в районе Спинбульдака — это «отвесный горный кряж, поднимающийся из равнинной пустыни»[1141]. Вплоть до 1985 года НДПА даже не вводила в стране паспорта[1142]. В самой партии также не хватало людей для охраны границы, но, по словам Сальникова, была «возможность создать отряд пограничных малишей из 1000 человек. Там сейчас работают над этим вопросом ХАД и управление племен»[1143]. Когда этот план не удался, ХАД предложил снабдить местные племена советским оружием.

Советники были настроены скептически. «Племена не прочь получать деньги… — возражал Киреев, — но серьезно воевать не очень хотят»[1144]. Выражал скепсис и Сальников: «Пока племена не окажут помощь армии, ничего не будет. Племена не хотят сотрудничать с Пакистаном, ведут войну против Зия-уль-Хака». При этом Сальников замечал в происходящем противоречие: «С кем мы делаем революцию? Феодалы, купцы, муллы — с ними мы делаем революцию, они во главе партии и государства! У племен не надо отбирать оружие, не отдадут»[1145]. Таким образом, Сальников указывал на тупик, в котором оказалась НДПА и, соответственно, КПСС. НДПА не хватало ресурсов для охраны границы с Пакистаном, в то время как племена, которые могли взять на себя такую задачу, были в теории врагами афганской революции. С кем оставалось работать Кандагарскому ПК НДПА и Сальникову?

И тут на сцену выходит Исматулла Муслим, пуштун-ачакзай — родные земли его племени лежали по обе стороны границы. Поначалу Муслим сражался с НДПА и Советской армией, «вел военные действия и занимался контрабандой в районе между Кандагаром и Кветтой»[1146]. Однако затем Зия-уль-Хаку надоел Муслим, не желавший присоединяться ни к одной из исламских партий в Пешаваре. Ачакзаев — таких, как любящий выпить и вполне «светский» Муслим, — мало интересовало сотрудничество с религиозными экстремистами[1147]. Поссорившись в 1984 году с Зия-уль-Хаком, Муслим бежал в ДРА, где получил звание генерала афганской армии. Через несколько дней после его дезертирства, в середине мая 1985 года, Зия-уль-Хак объявил награду в миллион рупий тому, кто сможет взять предателя в течение трех дней живым или мертвым. Для НДПА, боровшейся за расширение своей «социальной базы», бандит-ачакзай и многотысячная армия его соплеменников были желанными партнерами.

Но в переходе Муслима на сторону ДРА были и более тонкие моменты. Возникает вопрос, почему пакистанские спецслужбы не стали более настойчиво склонять на свою сторону племена южных пуштунов-дуррани? В конце концов, у племен Кандагара или провинции Гильменд не было недостатка в антиправительственных настроениях, однако Исламабад не включил их в пешаварский «Альянс семи». Причиной, как объясняет Майкл Барри, послужила миссия Исламабада по преобразованию возможностей пуштунского самоопределения. Начиная с середины 1970‐х годов Пакистан вступил в партнерские отношения с афганскими пуштунскими исламистами «низшей касты», которые, хотя никогда не были интегрированы в пакистанский истеблишмент, — как пакистанские «патаны», принадлежащие к «высшей касте», — тем не менее очень хотели получить возможность захватить власть в Кабуле. Договоренность между такими выскочками-баракзаями и пакистанской Межведомственной разведкой (ИСИ) была очень простой: «Если афганские пуштунские исламисты… надолго закрепятся в Кабуле, они ограничат афганский светский национализм (включая его пресловутый марксистский вариант) и заменят его „исламской“ идентичностью, тесно связанной с пакистанскими интересами — постоянным признанием линии Дюранда и главенством пакистанской дипломатии; при этом должна исчезнуть любая возможность индийского политического влияния в Кабуле»[1148]. По этой логике, таджикские исламисты, такие как Ахмад Шах Масуд, были полезными временными союзниками, а марксисты, секуляристы и пуштунские националисты — врагами. Подобно тому как генералы-пенджабцы успешно отвели пуштунам «высших каст» роль младшего партнера в пакистанском государстве, где они сами доминировали, так и афганские пуштуны-гильзаи будут играть вторую по значимости роль в перевернутой Дурранийской империи: управление должно осуществляться из Пенджаба, а не из Кандагара; управлять должны пенджабцы и исламисты-гильзаи, а не националисты-дуррани.