Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

То, что вначале озадачивало советских специалистов, а теперь обескураживало Нэйтана и Пола, было не столько несостоявшимся государством, сколько государством, которое не соответствовало моноэкономике времен холодной войны. Американское образование, полученное Нэйтаном и Полом, внушило им американские представления о задачах национальных экономик[322]. В Соединенных Штатах подоходные налоги давно превзошли тарифы в качестве источника дохода, и консультанты, помнившие о законе Смута — Хоули 1930 года о таможенном тарифе, выступали в поддержку свободной торговли. В пользу свободной торговли говорило и то, что в середине столетия в США было сосредоточено более трети мирового производства. Шел «американский век», и потому предполагалось, что все страны должны стараться приблизиться к американским стандартам[323]. Однако это было, разумеется, нереалистично. Проблема заключалась не в том, что, как считал пришедший в отчаяние Нэйтан, племенная, «ориентированная на происхождение» афганская культура препятствовала развитию современного государства[324]. Скорее, судьба налоговой системы Афганистана определялась состоянием его границ, а точнее, тем, что раздел Индии переместил историческое финансовое ядро доходов афганского государства на пакистанскую территорию. Даже Пол признавал, что система множественных обменных курсов по-своему рациональна для страны, где нельзя собирать пошлины на границе. Афганские технократы не были слепы. «Не секрет, — писал один из авторов афганских планов в 1948 году, — что таможенная политика в нашей стране на протяжении последних 70 лет опиралась не на требования национальной экономики, но на интересы доходной части государственного бюджета»[325]. Лоскутное одеяло налоговой и административной системы, которое так не нравилось Нэйтану и Полу, было всего лишь местным ситуативным решением кризиса 1947 года. А то, что иностранцы вообще находились в Афганистане, пытаясь увеличить его бюджет, диагностируя недостатки государственного устройства, представляло собой не провал, а успех афганской политики.

Однако в условиях биполярного устройства мира времен холодной войны упорядочивание экономики Афганистана в очередной раз оказалось невозможно. Одновременно с Нэйтаном и Полом с конца 1950‐х годов в Кабуле работала группа советских экономистов, сотрудников Госплана[326]. Первые встречи с этими конкурентами не способствовали тому, чтобы американцы перестали опасаться «наступательного» характера советской помощи Афганистану. После первой встречи с командой Госплана Пол пришел в ужас: он увидел, что советские специалисты без конца болтали о совершенно нереалистичных планах экспортной торговли, в результате выполнения которых будет «возникать напряжение и давление. Несколько раз руководители этой группы, — продолжает Пол, — говорили мне о том, что советский народ достиг „невозможного“, поскольку планы ставили перед ним высокие цели». Но нереальные планы экспорта означали занижение запланированного дефицита и инфляции. Процентные ставки, как и ожидалось, выросли. А поскольку афганское правительство откладывало реформирование обменного курса, бизнесмены не спешили с инвестициями. В 1964 году Нэйтану удалось убедить своих афганских коллег снизить обменный курс с 20 афгани за доллар до 45:1, что было ближе к рыночному курсу, который составлял 50:1[327]. Кабул снизил пошлины на основные афганские экспортные товары и вынудил иностранных импортеров покупать их по официальному курсу. Наконец, правительство подняло тарифы на импорт, чтобы отразить новые, более высокие цены. Реформы сократили дефицит бюджета на 20 % в 1963/64 году, а затем еще на 26 % в 1964/65 году. Но поскольку команде Нэйтана не дали завершить налоговую реформу, инфляция и нехватка иностранной валюты продолжали преследовать правительство.