Гуманитарный бум

— Оставь в покое отца и не произноси тех слов, которых не понимаешь. Никогда не говори, что ты меня любишь.

— А если люблю?!

— Опять!.. — Никита с тоской озирался вокруг.

— Все равно люблю! — выкрикнула Алена. — Люблю, потому что ты у меня первый!

Никита поставил ногу в развилку сросшихся берез.

— Это шантаж?

— Дурак! — она захлебывалась беззвучными слезами.

— Не надо, — он бережно взял ее за плечи.

— Зачем ты читал ей Тургенева? — спросила она, затихая в его руках.

— Мне так хотелось. Каприз.

Никита нетерпеливо посмотрел в сторону дач.

— Милый, ты ведь меня не бросишь, правда? — Он осторожно убрал руки с ее плеч, и Алена от отчаянья вся подалась к нему. — Неужели после того, как Борщевы тебя выгнали, ты сможешь выбрать эту фарфоровую… фарфоровую… — Алена от волнения не могла вспомнить нужное слово.

— Прощай, — сказал Никита.

— Ты меня бросаешь?!

— Ты мне неприятна. Все.

— Нет! — Алена не выпускала его руки, слегка присев, словно ребенок, ожидающий, что рассерженный взрослый потащит его за собой.

Вдали показались люди.

— Пусти же! — Никита старался разжать ее пальцы. — Пусти меня, кляча!

Он вырвался и зашагал вперед.

— Что?! Как ты меня назвал?! — Алена стала торопливо поправлять растрепанные волосы. — Он назвал меня… клячей! — она сильно потянула болтавшуюся пуговицу. — Клячей! Клячей! — оторванная пуговица оказалась у нее в кулаке, и Алена шатаясь побрела прочь от дороги.

Лиза долго не могла понять, в чем она виновата перед Аленой. «Отцепись, змея!» — это звучало оскорбительно, и Лиза даже обиделась на подругу, но затем решила ее простить. Наверное, ей самой было плохо, раз у нее вырвалось такое. Лиза обернулась к отцу, как бы желая узнать, слышал ли он эти слова. Алексей Степанович неподвижно сидел в кресле, на подлокотнике которого Алена оставила изломанный и исковерканный спичечный коробок. Голова отца была запрокинута, а глаза закрыты. Лиза испугалась, не в обмороке ли он.

— Оставь меня одного, — проговорил он сквозь зубы, угадывая ее намерение привести его в чувство.

Лиза на секунду застыла, как будто человек, которого она принимала за спящего, на самом деле видел все, что она делала.

— Может быть, тебе помочь?

— Ничего не надо. Уйди.

— Не принимай близко к сердцу. Они сами жалеют об этой выходке, и больше всех Мика. По-моему, он не со зла, просто с языка сорвалось. Так ведь часто бывает, — Лиза говорила то, что вряд ли могло успокоить отца, но зато как бы отнимало энергию, заставлявшую его сердиться. — Этот Мика, он всегда такой тихий… И что это с ним!

— В тихом омуте… — Алексей Степанович не стал продолжать, не желая выплескивать на дочь раздражение, в котором она не была повинна.

— Наверное, ему хотелось заслужить доверие капитанов. Вот он и перестарался.

— Возможно. Меня это не интересует.

Алексей Степанович говорил, не открывая глаз.

— А может быть, ты поставил ему двойку и он обиделся? У этого Мики отец все пропивает, а у него две сестренки, и им нельзя без стипендии.

Алексей Степанович молчал. Глаза были закрыты.

— Прости, я не буду, — сказала Лиза и тихонько вышла в коридор.

Надо было разыскать Федю. Лиза заглянула к нему в комнату и очень удивилась, застав его там (неужели он не слышал голоса за стенкой!). Федя стоял к ней спиной и ждал, когда нагреется калорифер.

— Зачем ты это достал? Тебе холодно? Отец же просил не включать электроприборы! Может случиться пожар!

— У меня нет спичек. Нечем закурить.

— Спустился бы на кухню…

— Как же! Тут такие баталии…

— Значит, ты слышал?! — спросила Лиза. — Почему же ты не вмешался и не защитил отца?! Этот сумасшедший Степанов ему такого наговорил!

— Ничего, у отца нервы крепкие. — Спираль калорифера нагрелась, и Федя прикурил от нее сигарету. — Его на пушку не возьмешь.

— Он сейчас лежит с головной болью. Между прочим. — Лиза выдернула из розетки шнур.

— Сочувствую. Только напрасно ты волнуешься. Такой организм, как у отца, рассчитан на двойной срок. — При слове «двойной» Федя сделал особенно глубокую затяжку.

— Прекрати! Ты просто бесишься оттого, что ни с кем не можешь ужиться! Лучше б ты не приезжал сюда! — Лиза тотчас же поняла, что ей не следовало произносить этих слов.

— Спасибо за откровенность. Если даже ты…

— Федя, прости меня! Я… — она не договорила.

На пороге стоял Алексей Степанович, бледный, взъерошенный, с мокрым лбом.

— Лиза, не оправдывайся. Ни в чем. Я все слышал. — Он угрожающе двинулся на Федю. — Ты, вертопрах… ты, злой бес… ты, исчадье ада… мало тебе меня, ты за сестру теперь взялся!

Он замахнулся на сына, но в это время в углу комнаты слабо вскрикнула Анюта, стоявшая там с веником и тряпкой для пыли. Алексей Степанович и Лиза только сейчас заметили ее.

— А вам что здесь надо? Прочь! — закричал Алексей Степанович.

Анюта бочком направилась к двери.

— Постой, — остановил ее Федя и обратился к отцу: — Она не уйдет.

— Как это — не уйдет! Она здесь кто?!

— Она такой же равноправный… — начал Федя, но Алексей Степанович оборвал его:

— Скажите пожалуйста! Тогда выкатывайтесь вместе!

Он отвернулся, подчеркивая этим, что в нем достаточно твердости, чтобы не изменить своему решению.