Гуманитарный бум

— Да?! Тебя накормить?! — Она засуетилась, постелила скатерть, поставила тарелки и чашки. — Феденька, а ты надолго?

Он шутливо нахмурился и, когда ее плечо оказалось рядом, рявкнул по-собачьи.

— Р-р-р-гав!

Она вздрогнула и попятилась.

— Понимаю, понимаю…

— Ничего ты не понимаешь! Жить я здесь хочу. Возьмешь?

— Феденька, а жена?

— Жену мы серной кислотой изведем.

— Ты все шутишь, — с грустным облегчением вздохнула она.

— Не шучу, — внушительно остерег он.

— Но разве ты не знаешь, что за преступления… — с языка Анюты чуть было не сорвалось: «…сажают в тюрьму», но она промолчала, чтобы не напоминать о муже.

— А ты разве не знаешь о таком учреждении, как загс — запись актов гражданского состояния!

— Слыхала…

— И чем там занимаются?

— Федя, не гожусь я для загса. Замужем уже, — с запинкой сказала Анюта.

— А я женат, чем не парочка!

— …И Алексей Степанович рассердится, и соскучишься ты со мной. У нас ведь деревня.

— А ты, мать, не давай скучать. Пой, пляши «цыганочку». Старайся. Какой орел-то тебе достался!

— Вот видишь, смеешься. И что тебе здесь!..

Он поймал ее руку.

— Дом твой приглянулся. Рубленый. С двухскатной крышей. И огород… Картошку сажать буду.

Анюта вздохнула, как бы смиряясь с тем, что от него все равно не добьешься толку.

VII

В доме был хаос и беспорядок, на мебели собиралась пыль, ящики буфета были наполовину выдвинуты, а по сморщенной скатерти обеденного стола ползали осы, подбиравшие крупинки сахара. Лиза бесцельно бродила по пустым коридорам, поднималась наверх, где плотники стеклили раму овального окна, задуманного на манер крепостной бойницы, и настилали полы. Увидев ее, плотники переставали стучать молотками. «Что, хозяйка, скоро шабаш? Передайте папаше, к его выздоровлению закончим». Лиза тихонько выскальзывала за дверь… В комнате брата было мрачно и хмуро, и она нехотя брала в руки случайные вещи, оглядывала стены, вспоминая, как они с отцом готовили эту комнату к приезду Феди. Лизе казалось, что это было очень давно, и, сравнивая себя нынешнюю с той, которой она была раньше, Лиза поражалась разительной перемене. Разве могла бы она сейчас воображать себя одинокой тургеневской девушкой, страдая из-за неправильно растущего зубика! Вечерами она зажигала свет во всем доме, забиралась с ногами в отцовское седалище, и ей было жутко одной в берендеевом теремке, среди старинных вещей, книг и мебели, и она с надеждой ждала прихода Алены.

Алена стала ей очень нужна, и Лиза осуждала себя за то, что когда-то мало ценила ее дружбу. Алена умела ее утешить и успокоить, и это выходило у нее удивительно легко, словно ничего ей не стоило. Казалось бы, ее грубоватость должна была особенно болезненно восприниматься Лизой, но получалось наоборот: именно грубоватая бесцеремонность подруги помогала Лизе в минуты отчаянья. «Ладно, мать, не кисни. Все обойдется», — говорила Алена, словно тюленьей ластой обнимая ее своей коротенькой толстой ручкой. И странное дело, Лиза с благодарностью ей подчинялась и действительно начинала верить в лучшее, хотя и чувствовала, что со стороны Алены это было простое дежурное подбадривание.

Когда Астраханцевы уехали и комната Алены вновь освободилась, она сказала Лизе, что собирается перебраться к себе. Лиза и удивилась, и растерялась. Поддерживая ее в мелочах, Алена с такой беспечностью лишала ее поддержки в главном. Неужели ей было одинаково легко причинять Лизе боль и помогать ей своим сочувствием?

— Зачем тебе переселяться? Останься хотя бы на день! Я ведь одна не засну, — Лиза боялась, что именно прозвучавшая в ее голосе мольба заставит Алену отказаться сделать то, о чем она так просила.

— Ты меня держишь за спальную горничную?! Очень мило…

Алена не упускала случая проверить, во что ее ценят.

— Нет, что ты! Я так привыкла к тебе! — искренне воскликнула Лиза, но для подруги это была слишком малая дань.

— И к собачкам привыкают.

— Я привыкла к тебе как к другу!

— Хорошо, хорошо, — остановила ее Алена из опасения, что чрезмерная искренность Лизы обяжет ее на ответные уступки. — Я бы осталась, но…

— Если тебе здесь скучно, пригласи кого захочешь! Только не уходи!

— Но я должна… — Алена недоговорила, почему именно она должна уйти, так как еще не придумала причину.

— Ты можешь делать здесь все, что угодно!

Предложение заинтересовало Алену:

— А что-нибудь вкусненькое у тебя есть?

— Конечно! Посмотри там в холодильнике.

Алена сладострастно зажмурилась.

— Ну-ка, ну-ка, — она присела на корточки перед холодильником и открыла дверцу. — Вкуснотища какая! А ты не хочешь?

— Нет, нет, спасибо, — Лиза улыбнулась, показывая, что с ее стороны тут нет никакой жертвы.

— А зря, — Алена с аппетитом облизнула зажирившиеся пальцы. — Между прочим, в больнице не все передачки принимают, учти. У каждого больного свой стол, и все такое.

— Разве?!