Гуманитарный бум

— К примеру, это мы можем спокойненько съесть. Все равно твоему отцу нельзя, — Алена методично работала ножом. — Честно говоря, я люблю поесть. У нас дома к столу садятся раз пять-шесть за день. Многие считают, что это вредно, а по-моему, ерунда. Вот дед! Ему за восемьдесят, а он даже в рюмочке себе не отказывает! И ничего, здоров! — Алена подобрала оставшиеся крошки. — У тебя тургеневский стиль, а у меня раблезианский, остроумно? Это мне сейчас в голову пришло!

— Да, остроумно, — сказала Лиза, стараясь вести себя с Аленой, как с требующими серьезности детьми, а в душе улыбаясь ее наивной жизнерадостности.

После ужина они поднялись наверх и, не зажигая свет в комнате (иначе налетят комары), открыли балконные двери. В темноте светились переплеты соседских террас и теплыми волнами ходил ветер.

— Я хотела тебя спросить… — Лиза сделала паузу, как бы готовящую Алену к не слишком, приятному вопросу. — Скажи, Никита совсем тебя бросил?

Словно врач, перевязывающий больного, Лиза испугалась, не причинила ли она неосторожным движением боль.

— Бросил, я не скрываю.

— Но ведь тебе должно быть так гадко, — с трудом проговорила Лиза.

— Почему?! Я ровным счетом ничего не потеряла. Читала в «Декамероне»: «Уста от поцелуев не убывают, а обновляются»?!

— Значит, ты его даже… не любила?

— Ты этим так напряженно интересуешься!

— Вовсе нет! — смутилась Лиза.

— Я не осуждаю, это здоровая реакция, — Алена дружески обняла Лизу. — Просто тебе мешают предрассудки.

— Что ты имеешь в виду?

— Разве ты не понимаешь, что Машков из-за тебя здесь торчит!

— Мне это безразлично.

— Брось, вы же с ним встречались, — Алена произнесла это, как бы не придавая значения сказанному, уверенная, что для Лизы это и так много значило.

— Все произошло случайно.

— Не сомневаюсь.

— Я сама обо всем жалею! Если бы я знала, что это так подействует на отца!

— Не надо раскаиваться, — Алена чиркнула спичкой, в темноте любуясь вспыхнувшим пламенем. — Мы обе не маленькие, хотя ты почему-то это всячески отрицаешь. Но ведь ты же не девочка.

— Я, наверное, просто боюсь, — тихо сказала Лиза, и Алена посмотрела на нее с возросшим интересом.

Спичка погасла.

— Через это надо переступить, — в темноте прошептала Алена. — Лучший способ избавиться от соблазна, — это ему поддаться. Любимый афоризм Екатерины Второй!

— Ты хочешь, чтобы я…

— Глупышка, будешь благодарить меня, — сказала Алена и снова чиркнула спичкой.

Встречая Лизу, Никита был с нею дружески приветлив, учтив и доброжелателен, она же вела себя со странной и несвойственной ей заносчивостью, говорила ему дерзкие и неприятные вещи, которые нельзя было оставить без ответа, и как бы ждала, что его терпение наконец лопнет. Ей и самой словно хотелось взорваться и разорвать тонкую паутину, сплетавшуюся вокруг нее. Никита чувствовал, что, отчаявшись развязать с ним войну, предлогом для которой была бы ее собственная враждебность к нему, она искала опоры во враждебности других, вспоминала все то неприязненное и нелестное, что говорили о нем отец или брат, вспоминала свою решимость ненавидеть смутьяна Машкова, но ее ненависть скорее была похожа на беспричинную и непонятную ревность.

Неожиданно Никита узнал, что Лиза уезжает в Москву, и сразу разыскал в саду Алену. Алена лежала с книгой на пляжном одеяле: она была в купальнике и загорала.

— Привет… — он раздвинул над ней ветки яблони.

— А, это ты, голуба, — Алена лениво приподняла голову. — Мы же с тобою виделись…

— Разве?! Я что-то не помню…

— Ты стал очень рассеянным, милый! Мы виделись за завтраком.

— Ах, да! Ты еще сказала мне об отъезде Лизы!

— Я тебе этого не говорила.

Он притворно удивился:

— Странно, что ты решила скрыть столь существенную для меня мелочь!

Алена перевернулась с живота на спину.

— Не заслоняй, пожалуйста. Ко мне плохо пристает загар.

Никита отклонился в сторону, чтобы не заслонять солнце.

— Дай мне ее московский адрес.

— Чей адрес тебе дать, дорогуша?

— Твоей бабушки! — Никита едва сдерживал раздражение.

— Моей бабушки?! Записывай… — Алена была совершенно спокойна. — Тверской бульвар, дом четырнадцать… это недалеко от нового МХАТа.

— Я тебя задушу…

— Так ты ничего не добьешься, милый, — Алена снова повернулась со спины на живот.

— Хорошо, что тебе надо?

— Мне?! Знаки поклонения… Помнится, ты назвал меня однажды… — убедившись, что он помнит свои бранные слова, Алена не стала лишний раз произносить их. — Так вот, я хочу, чтобы сейчас ты сам себя опроверг.

— Что ж, я был не прав. Это сорвалось со зла. Извини.

— Красноречивее, милый.

— Ладно, хватит. Я тебя серьезно прошу, дай адрес.

— Ты — мне, я — тебе.

— Не валяй дурочку!

— Милый, опять не тот тон!

— Ты что, издеваешься?!

— Я?! И не думаю… Просто мне бы хотелось, чтобы ты осознал, что имеешь дело отнюдь не с клячей, — Алена выдержала внушительную паузу, — а с женщиной.

— Далась тебе эта кляча! Я уже тысячу раз извинился!

— Тысячу раз мало! Я заставлю тебя извиниться десять тысяч раз!

— Ах, ты мне мстишь!

— Что ты! Это безобидное женское кокетство… Итак, я жду комплиментов, — Алена села на одеяло и по-индийски скрестила ноги.

— Ты — Афродита! Довольна?