Гуманитарный бум

Дело весело заспорилось, и вскоре уже заключили хозрасчетный договор с заводом лекарственных препаратов, наладили контакты с постоянной клиентурой — с Академией наук, с Домом дружбы и дворцами бракосочетаний. Пригласили агронома — специалиста по редким цветочным сортам, впервые выставились и получили приз за туберозы. Старух, работавших в оранжереях, обрядили в белые халаты и стали именовать техническими сотрудниками.

Федя застал тепличное дело бурно цветущим, и поначалу ему нравилось до вечера пропадать в парниках, гонять по бетонке трактор с прицепами и ни о чем не думать. Ему даже казалось, что во всем этом он обрел некий смысл жизни, он вспоминал на досуге, что и Лев Толстой пахал землю, и про себя восклицал: «Умен старик!» Вечерами Федя возвращался домой, съедал две тарелки Анютиного борща, выпивал ковшик квасу с изюминкой, и они с Настей садились на велосипеды. «Да, черт возьми, как же это я раньше… не знал… не догадывался?!..» — думал он, подскакивая в седле, и его прежняя жизнь представлялась ему глупой и никчемной, и он удивлялся, что столько лет прожил зря.

Но затем сквозь его пылкие восторги стала просачиваться тоска, ему надоедало возиться в земле, надоедало видеть все те же цветочные луковицы, и Федю тянуло в Москву. Особенно тошно становилось ему в ненастье, когда он думал: «Да пропади все пропадом!» Поэтому, увидев с утра на стеклах дождь, он уже заранее знал, что сегодня ему все осточертеет, и обреченно готовился к этому. Действительно, днем он поругался в парниках со старухами, чуть было не опрокинул в канаву трактор и, когда Анюта подала ему тарелку, усмехнулся и сказал:

— Снова борщ? Это что, намек на мою фамилию?

Анюта сразу поняла, в чем дело, и достала из шкафчика бутылку.

— Что-то часто ты, Феденька…

— А ты не пои. Сама же…

Федя отодвинул рюмку.

— Я же вижу, что ты хочешь. Пей…

— Все ты видишь! Насквозь! Тебе бы следователем по особо важным делам работать! Или — гипнотизером! Сеансы бы устраивала! «Анна Сапожкова. Чтение мыслей на расстоянии».

Анюта с напряжением вытянула перед собой худые длинные руки.

— Вот и тебе со мной стало плохо, — сказала она тихо.

— Господи, шуток не понимаешь!

Она сама налила ему рюмку:

— Пей.

— Попрекнула, а теперь предлагаешь. Убери.

— Феденька, я не в смысле упреков. Хочется — выпей. Греха нет.

Федя согнал с лица жеваную гримасу.

— Ладно, прости меня. Хандра напала. А пить я здесь больше не буду. Нехорошо — Настя. Лучше дай десятку.

— Феденька, нет десятки. До получки день остался.

— Займи…

Анюта метнулась к двери.

— Сейчас… Посиди.

Федя долго сидел за столом, а потом вышел во двор. Дождь все моросил, вода сбегала по водостоку, свиваясь тонким блестящим сверлышком и наполняя ведерко. Федя посмотрел на раструб водостока, на падающие капли, на лужицу возле ведерка и вдруг с размаху ударил по ведерку ногой, и оно, кувыркаясь, полетело в малинник.

Он зашагал к лесу.

— Федя, куда ты?! — издали закричала Анюта. — Вот деньги! Я заняла.

— Не надо, — он все решительнее убыстрял шаги. — Верни назад. Я достану.

— Где?! Что ты задумал?!

— Я знаю где, — сказал Федя.

За деревней он свернул в лес, сбежал по размокшему и скользкому спуску оврага и выбрался на дорогу. Дождь мягко опадал, стлался в воздухе невидимыми волоконцами, опутывал лицо мелкой сеткой. Федя пересчитал деньги, которые были в кармане, — набралось два рубля с мелочью. «Мизер», — подумал он. Сквозь пелену дождя в лесных просветах показался дачный поселок. Федя подошел к своей калитке, попробовал открыть ее, но калитка оказалась заперта. Тогда он перелез через забор и спрыгнул в сад. На дачной кухне горел свет и свистел закипавший чайник. «Интересно, кто там? Отец?» Федя подкрался ближе и выглянул из-за куста смородины. За кухонным столом сидел Алексей Степанович и резал хлеб. На столе стояла всего одна чашка, значит, Лизы на даче не было.

Пригибаясь к земле и прячась за яблонями, Федя перебежками добрался до приоткрытого окна, развел створки пошире, подпрыгнул и забрался вовнутрь. С подоконника упал железный ломик и грохнул об пол. «Будь ты неладен!» Федя стал тихонько подниматься по лестнице. Лестница скрипела, и он часто останавливался и прислушивался. «Детективный сюжет! — усмехнулся он. — А если отец услышит?» На втором этаже дачи было темно и гораздо холоднее, чем на первом, где Алексей Степанович регулярно включал обогреватель. Федя с трудом нащупал дверь в кабинет отца и толкнул ее. Дверь не поддалась, и он достал перочинный ножик, просунул лезвие в щель и, надавив на него, открыл замок. Проникнув в комнату, он взял с полки серебряный кубок и еще несколько вещиц, торопливо рассовывая их по карманам. «Так, что еще?!» Прихватил медальон на цепочке и гемму. «Хватит!» Он крадучись двинулся к двери и тут лицом к лицу столкнулся с Алексеем Степановичем.

— Это ты?! — зловеще прошептал Алексей Степанович, пряча за спину короткий железный ломик.

Федя выронил из рук медальон, хотел нагнуться за ним, но отец опередил его:

— Вот оно что! Ты крадешь мои вещи! Ты — вор!

Федя с усмешкой вывернул карманы.

— Пожалуйста, возвращаю…