— Снова отец? — спросил Никита, и она с усилием улыбнулась снова.
— Нет, нет, пустяки… Просто вспомнилась школа.
С утра было душно, а когда вышли на платформу Белорусского вокзала, в воздухе помутнело, резко потянуло металлическим холодом, из-под набухшей грузной тучи налетел ветер, погнавший по асфальту пыль, обертки и сухие листья, и целлофановый дождевик на мороженщице встал колоколом. Освеженно запахло рельсовой сталью, и к противоположной платформе подкатила электричка с залитыми дождем стеклами. Вспыхнула бледная молния, волнисто отразившись в стекле вокзальных часов. Вдали прогремело, и Лиза прислонилась спиной к железной решетке ограды. В пыль шлепнулись первые крупные капли…
Вагон, в который они вбежали, оказался почти пустым, — лишь впереди сидели женщина и военный. Электричка тронулась, и через минуту ее накрыл ливень. За сплошной стеной воды ничего не было видно, и в вагоне стоял странный полусвет, словно они очутились на морском дне. Никита бросился закрывать вагонные окна, но проржавевшие замки не поддавались, и вода хлестала в щели. Никита и Лиза притулились на сухом пятачке скамейки и прижались друг к другу. Оглушающе ударил гром, — Лиза вздрогнула и втянула голову в плечи.
— Ужасно боюсь грозы. Вернее, боялась в детстве, а сейчас почему-то вспомнила об этом страхе и стала бояться.
— Смешная…
— А что? Мы часто совершаем поступки словно по памяти, причем даже иногда по той памяти, которая была заложена в нас еще до рождения! У тебя так бывает?
Никита не ответил, о чем-то задумавшись.
— Эй! — Лиза слегка боднула его лбом.
— Да, да, прости! Конечно, бывает… Смотри, какой ливень! Ни просвета!
Лиза старательно посмотрела туда же, куда и он.
— Скажи, а почему со мной ты не бываешь таким, как с другими? Вот все говорят, что ты очень остроумный, веселый… и ты сам рассказывал… а со мной ты серьезный-серьезный!
— Хочешь сказать — скучный?
Снова прогремело, и Лиза с опаской произнесла:
— Нет, вовсе не скучный. Но мне кажется, будто ты нарочно стараешься из-за меня, тебе не хочется, а ты стараешься. Может быть, это я такая?
— Я таких действительно не встречал.
— Я зануда?
— Наоборот.
— Если бы ты сказал: «Чуть-чуть зануда», я бы еще поверила, а ты говоришь: «Наоборот». Видишь, как ты грубо льстишь!
— Я не льщу. Я просто люблю тебя, — сказал Никита.
Ей было нечего возразить, и, как бы признавая свое поражение, она снова боднула его лбом.
— Ладно, выкрутился… А почему ты не берешь меня к твоим друзьям? — неожиданно она нашла новый повод для придирок.
— С ними неинтересно.
— Ты не должен забывать о друзьях, одно не должно мешать другому, — она выделила голосом слово «одно».
— Какая рассудительность!
— Ты поведешь меня к ним. Мы будем наносить визиты.
Женщина и военный, сидевшие впереди, вышли на остановке, и в окно было видно, как они побежали к станционной веранде. Военный держал над головой портфель, а женщина сняла туфли и взяла их в руки. Воды было почти по колено, и под навесом веранды собралась целая толпа застигнутых дождем. Когда женщина и военный все-таки втиснулись в нее, Лиза с облегчением вздохнула. Электричка дала свисток и двинулась дальше, но вскоре снова остановилась.
— Что такое? — спросила Лиза, не понимая, почему они остановились между станциями.
— Очень сильная гроза, отключили ток, — сказал Никита.
— Смотри, мы одни в вагоне, а может быть, и во всем поезде!
Никита шутливо продекламировал:
— Отрезанные от человечества разбушевавшейся стихией воды, они чувствовали себя словно спасшиеся от кораблекрушения на крошечном необитаемом островке!
— Откуда это? Из Джозефа Конрада?
— Моя импровизация.
— Какой ты талантливый! Ты умеешь так, с ходу…
— Я все умею.
— Только не хвастайся. Это так странно: гроза, пустой вагон, отблески молний на стеклах — и мы совсем одни! Мы можем делать все, что угодно! Обними меня сильнее, как будто мы на этом необитаемом острове совсем одичали! Милый, почему люди любят друг друга?! Как это так: я тебя люблю?! Не понимаю! Вот ты передо мной, и я тебя люблю… Как это так?! Когда я трогаю твое лицо, это ясно — я трогаю. Но что значит любить?! Из чего это берется?!
— Древние греки считали, что всему виной мальчишка, пускающий стрелы.
— А по-моему, бог любви должен быть серьезным и старым, а вокруг, словно малые дети, все, кому он покровительствует, — сказала Лиза и вздрогнула от оглушительного удара. — Какой гром! А что, если молния попадет прямо в нашу электричку?
— Тогда мы станем похожи на две испеченные в золе картофелины.
— Это страшно. Я не хочу.
— Значит, все будет в порядке.
— И мы никогда не разлучимся?!
— Никогда-никогда.
— Но ведь ты уже разлучался с другими женщинами! — сказала Лиза и сама же вздохнула. — Какая я глупая!
Дождь начал стихать, и электричка вскоре поехала. Грозовую тучу оттянуло за горизонт, и небо уже светлело. Никита поднял окно и сказал, что уже видна их станция. Когда двери электрички раскрылись, ударило в нос чем-то загородным, свежим, душистым, запахло мокрым дубовым листом и размытой глиной. По платформе текли ручьи.