- Теперь уже и не вспомню, наверное, с кем ты сражался. С орками, кажется. Когда мы покинули Дориат? Или же раньше? Помню лишь, что я уже звала тебя мужем. И повторяла это слово столь часто, что незамужние девы, думаю, успели меня возненавидеть.
- Пусть так. И всё же прием бесчестный.
Его ответ вновь вызвал похожий на перезвон колокольчика смех.
- Если так, то и тот, кто его придумал, тоже бесчестен.
- Не возьмусь утверждать, что это был я, - отвел обвинение Трандуил. – Я тоже мог у кого-то подсмотреть. Ну а впрочем, - добавил он, беря изящную руку жены в ладонь, - мне и не до такого бесчестья в бою опускаться приходилось. Хотя в подобных случаях я предпочитаю называть это хитростью.
Эльмирэ сжала его пальцы в ответ и, склонив голову, коснулась их губами. Левая рука короля всегда была чуть теплее правой, и на свету его ожоги становились видны отчетливее всего. Некрасивые бледные линии изломанными узорами тянулись от кончиков пальцев к запястью и скрывались под кожаной наручью, оплетали руку и грудь, уродовали красивое лицо. Мало кто знал, что взгляд короля порой кажется столь странным лишь потому, что один его глаз до сих пор полуслеп и видит лишь расплывчатые пятна. Следы от драконьего пламени никогда не исчезали до конца, никогда не переставали жечь отмеченных его яростью.
- Что тревожит тебя теперь, melethril? – спросил Трандуил, видя затаенную печаль в глубине серебряных, словно две звезды, глаз. Королеву его шрамы беспокоили куда больше, чем его самого.
- Ничего, мой король, - ответила Эльмирэ и склонила голову вновь, касаясь губами его лба. Потом рта, так нежно и осторожно, словно никогда не целовала его прежде. Трандуил потянулся к ней в ответ, опираясь на обожженную руку и прижимая жену к себе неискалеченной. Ее ладони сомкнулись на его спине в крепком объятии, а губы осмелели, вызвав невольный вздох. Солнечные блики побежали по густым белокурыми волосами, когда расплелась, покорная чужим пальцам, длинная коса.
- Побудь со мной еще немного, - попросила королева, прильнув к королю всем телом. – Я хочу подарить тебе сына.
========== Shadows of doom ==========
Комментарий к Shadows of doom
Автор таки довел последнюю часть до ума. И в третьей части автор таки не выдержал, и текст заполонили его извечные и вездесущие неканоны. Писать про одного персонажа и заодно мимоходом рассказать еще про десятерых – в этом вся я.
Поскольку Толкин старательно задвигал женских персонажей, то стопроцентно на наличие у мужского персонажа жены могло указывать только наличие у него же сыновей. Карантир с Маглором тому пример. Поэтому Гил-Галад вполне мог быть женат. Просто не иметь наследников. Могли ли быть дети у Маэдроса – это уже другой вопрос.
Лимнэн – от “lim” – “прозрачный” и “nen” – “вода”.
Эленьятил – от “elenya” – “звездный” и “til” – “свет”.
Этельхим – от “ethel” – “родник” и “him” – “прохладный”.
Келебрис – от “celeb” – “серебро” и “ris(t)” – “резать/рубить”.
Каранриэль – от “caran” – “красный” и “riel” – суффикс женского имени со значением “царственная дева”.
Матариэль - от “mahtar” – “воин” и “iel” – “дева/дочь”.
“ion” – суффикс, означающий “сын”.
Эннорат – синдарское название Средиземья.
Enya - Exile
Лес умирал. Некогда зеленая, соперничавшая своим цветом с ярчайшими изумрудами листва пожухла и осыпалась с ветвей от малейшего дуновения ветра. Могучие тысячелетние деревья скорбно скрипели, лишенные своих привычных одеяний, теперь покрывавших землю желто-бурым ковром. Завяли, первыми уступив нагрянувшей в самый разгар лета осени, цветы. И птицы молчали, нахохлившись на голых ветвях, а их разноцветные, такие неуместные теперь перья до боли резали взгляд, навевая невольные воспоминания о прежней красоте Эрин Галена. Благодать королевы покинула эти места, и теперь лес умирал под беспристрастными лучами холодного солнца, медленно, но неотвратимо превращаясь в иссушенную чащу, в которой уже не могло прорасти ничто живое.
Раздавленные горем синдар по началу не замечали этого увядания. Потом решили, что лес скорбит вместе с ними. И лишь позже, сумев немного оправиться от гибели королевы, с ужасом осознали, что не могила в густоте лесной чаще была тому причиной. Король почти не покидал своих покоев, но его скорбь пропитывала весь дворец, весь Эрин Гален, поражая каждую веточку и травинку. Прекрасный, еще совсем недавно бывший полным жизни чертог королей превратился в отравленную, заживо гниющую сердцевину, от которой яд боли и невыносимого отчаяния распространялся по всему лесу, терзая лишенную защиты природу.