Гурджиев и Успенский

Препарирование Гурджиевым этих и других идей шло по пути отказа от архаического словоупотребления, от привычных и потому обедненных смысловых сочетаний, с одной стороны, и опиралось на пародоксальные риторические приемы и смелую, выразительную терминологию, способные привлечь и удерживать внимание его собеседников, с другой. Все эти свойства говорят о прекрасном владении широким объемом теоретического материала, а также о талантах практического психолога и оратора. Речь идет об особого рода таланте – об умении создавать концептуальные и риторические построения и использовать их для влияния на собеседника или читателя. Такого рода влияния часто опираются на магнетические способности, выражающиеся в том, что иногда определяют как воздействие флюидов или силу присутствия. Писательский дар имеет с этими способностями много общего, однако требует специфических данных, которые не всегда идут рука об руку с риторическими и магнетическими талантами.

Написанное слово живет по своим законам и обладает специфической магией, основанной не на актуализированной фонетике и не на флюидном или вибрационном воздействии, а на фонетике виртуальной и замедленного действия. Иными словами, удержание внимания собеседника или читателя происходит по-разному при устном и письменном повествованиях, и человек, владеющий приемами моментальной фонетической магии, часто не владеет приемами виртуальной фонетики замедленного действия. Многие люди одного таланта часто оказываются неспособными овладеть вторым. Такой же разрыв существует между исполнителями и композиторами, чтецами и поэтами, искусствоведами и художниками и т. п.

За десять лет, предшествующие обращению Гурджиева к письменному слову, он показал себя человеком, владеющим устным словом, глубокими идеями и силой убеждения. Эта сила и владение ситуацией выдержали не раз испытание языкового барьера, который ему приходилось преодолевать, чтобы донести до своих требовательных и искушенных собеседников семантические ньюансы своего учения. Гурджиеву понадобилась немалая смелость, чтобы заняться тем, что он называл “профессиональным писательством”, и он обратился к этой новой для него деятельности без страха и оглядки.

Прежде всего перед ним встал вопрос выбора языка. Гурджиев был полиглотом, и утверждал, что владеет восемнадцатью языками. Для своей литературной деятельности Гурджиев первоначально выбрал русский язык. Однако поскольку русский язык, “похожий на блюдо, называемое в Москве солянкой”, удобен главным образом “для дискуссий в курительных комнатах… на тему об австралийском мороженом мясе или, по временам, об индийском вопросе”, Гурджиев решил пользоваться также армянским языком. Обсуждался и вопрос об использовании греческого языка, который Гурджиев считал своим родным, но он отказался писать на нем свои будущие труды по той причине, что современный греческий представляет собой “род грубого попурри языков”, состоящего из “неудобоваримых и нечленораздельных шумов[525]”.

“Всякий язык, – рассуждает Гурджиев в первой вступительной главе “Рассказов Вельзевула своему внуку”, – и особенно греческий, в его сегодняшнем состоянии вообще мало подходит для передачи какой-либо мало-мальски пригодной мысли, не говоря уже о том, что современный человек совершенно разучился даже изредка воспринимать и понимать даже отголоски былого объективного знания. Слово, откровенно говоря, само по себе не представляет особой ценности, но за каждым словом есть “нечто,” что превышает все слова и все ценности. Умение разглядеть и прочувствовать это “нечто” намного важнее умения и способности слушать, и если кто-либо в конце концов овладеет этим в высшей степени необходимым для непрерывного самосовершенствования умением, то сможет достойно использовать и свою более низкую способность – способность выражать понимаемое с помощью голосовых связок[526]”.

Итак, для чтения будущих своих произведений Гурджиев предлагает своему читателю прежде всего сформировать в себе “необходимое для самосовершенствования умение” разглядеть и прочувствовать “нечто”, которое “превышает все слова и все ценности”[527]. Очевидно, для этого Гурджиев дает своему читателю следующий совет: “Читайте каждое из моих написанных изложений трижды: во-первых, по меньшей мере, как вы уже стали механически читать все ваши современные книги и газеты, во-вторых, как если бы вы читали громко другому человеку, и только в-третьих, постарайтесь и вникните в суть моих писаний[528]”.