Гурджиев и Успенский

В октябре 1948 года Гурджиев совершил свой последний визит в Америку. Там опять состоялась серия встреч, застолий и скандалов, которые были необходимыми элементами его американских визитов. Он ошарашил учеников Успенского, уехавшего из Америки в 1946 году и скончавшегося в 1947 году в Лондоне, назвав его Иудой и заявив, что “он умер как собака”. Выражение это было воспринято некоторыми в плане похвалы, так как “четвертый путь” иногда интерпретировался как “путь собаки”, или путь самоуничижения и борьбы с гордыней. Большинство американских последователей были очарованны постаревшим Гурджиевым. На “среднего американца” Ирмиса Попова особенно сильное впечатление произвели объяснения Гурджиевым “закона наоборот”, требующего от тех, кто идет “четвертым путем”, делать все “наоборот”, т. е. не так, как человек номер один, два и три. Другая идея Гурджиева, о которой с восторгом пишет Ирмис Попов, это идея “сознательного страдания”, которое дает человеку огромную силу. Этого ученика волновали два вопроса, бывшие в то время предметом обсуждения в гурджиевских кругах, а именно – что было причиной разрыва Успенского с Гурджиевым и каким образом с Гурджиевым произошла автомобильная авария. Отвечая на них в ортодоксальном гурджиевском духе, он утверждал, что Успенский, порвав с Гурджиевым, действовал “механически” и что Гурджиев сознательно выбрал для себя автомобильную аварию для того, чтобы победить “закон случая” и тем самым “освободиться от него”[524].

Вернувшись из Америки в Париж, Гурджиев возобновил свои застолья и чтения, однако усиливающиеся боли требовали от него более спокойной жизни. Ученики советовали ему поехать отдохнуть в Калифорнию. Гурджиев отвечал: “Может быть, в Калифорнию, может быть, дальше”. Между тем издание “Рассказов Вельзевула” было уже почти готово, и одновременно шли переговоры о покупке имения с тем, чтобы развернуть в нем новую работу. Джон Беннетт читал в Англии лекции на тему “Гурджиев – творение нового мира” и обещал Гурджиеву, что со дня его рождения начнется новая хронология, а мадам де Зальцман летала в Лондон учить новых английских последователей гурджиевским “движениям”. Гурджиев собирался снова плыть в Америку 20 октября 1949 года, но в день отъезда изменил свои планы и остался в Париже.

За две недели до смерти Гурджиев попросил шофера отвезти его в русскую церковь на рю Дарю и долго молча сидел перед ней снаружи. С каждым днем он чувствовал себя все хуже, но докторов прогонял и от лечения отказывался. В последние дни, когда он уже не вставал с постели, ему принесли сигнальный экземпляр “Рассказов Вельзевула” и дали подержать книгу в руках. “Я оставляю вас в хорошеньком хаосе”, – как будто бы сказал он окружившим его постель ученикам перед смертью.

Он позволил отвезти себя в американский госпиталь в Ньюили. Когда его несли на носилках к санитарной машине, он не лежал в них, а сидел, выпрямив спину. Вышедшим взглянуть на него соседям он отсалютовал словами: “Vive la vie!”

Гурджиев скончался в госпитале 29 октября 1949 года. Умирая, он невероятным усилием приоткрыл веки и взглянул на собравшихся вокруг постели учеников, как будто бы говоря им этим взглядом: мы с вами знаем, что все это иллюзия и что печаль недостойна человека.

Книги и новые акценты Гурджиева

Литературная деятельность Гурджиева началась неожиданно, однако не на пустом месте. Она была плодом сознательного решения Гурджиева, который никогда прежде не занимался ею. По его словам, многие люди рассматривали его “как достаточно хорошего учителя храмовых танцев”, но теперь он стал “профессиональным писателем” и собирается писать “очень много”. Судя по всему, это был хорошо начитанный, хотя вовсе не книжный человек, ставящий перед собой практические задачи и решающий их волевым действием. О его широкой начитанности и ярких литературных задатках говорят многие факты. Прежде всего об этом говорят его искушенные космогонические, психологические и музыкальные построения, демонстрирующие знакомство Гурджиева с оригинальными древними и новыми идеями и прекрасное умение с ними работать. Мы знаем о его заимствованиях из различных теософских и оккультных концепций и о его способности устной обработки этих концепций, например, концепции космогенезиса и концепции четырех тел.